Унгерн: Демон монгольских степей
Шрифт:
По прибытии под Ургу генерал сразу же заслал в город большое число разведчиков и «купил» немало новых осведомителей. Уже в ближайшие дни они принесли немало интересной и полезной информации:
— Где сейчас находится Дамба-хутухта?
— Он всё ещё под арестом у китайцев.
— Кто его охраняет в монастыре? Монгольские цэрики из гвардии телохранителей?
— Нет. Китайский генерал Го Сунлин ставит в караулы только своих солдат и лично инструктирует. Он сам их отбирает.
— Похвально, что он не лентяй. Можно ли к хутухте добраться через
— Нет, нельзя. Князья Пунцагдорж, Цэцэн-ван Гомбосурэн, Эрдэни-ван Намсрай, многие другие тоже брошены китайцами в городскую тюрьму.
— Значит, Го Сунлин провёл за это время много арестов? Кто ещё взят под стражу?
— Много людей арестовано. Особенно русских и китайских купцов и лавочников.
— Почему купцов? Ведь эти люди стараются не ссорится ни с какими властями.
— Китайские генералы арестовывают их с той целью, чтобы те откупались. Дают большую взятку серебряной монетой и получают свободу.
— А почему тогда от Го Сунлина не откупаются монгольские князья? Ведь они самые богатые люди в степи.
— Они беднее ургинских купцов и лавочников. Стад в степи много, а серебра в кошельках мало. Го Сунлину и Чен И баранов не надо...
Новый подход Азиатской конной дивизии к Урге обещал ещё более тяжкую жизнь, чем в первый раз. Причина крылась в том, что унгерновцы не имели сколько-нибудь больших запасов муки и соли. От чисто мясной пищи страдали даже монгольские добровольцы. Барон Унгерн вышел из положения, вызвав к себе хорунжего Хоботова, ставшего в самом скором времени полковником:
— Хоботов, я тебя знаю ещё урядником. Ты человек храбрый.
— Премного благодарен, господин генерал, за такие слова.
— Я их сказал не для красного словца. Тебе будет задание срочное и важное.
— Готов исполнить. Жду приказания.
— Возьмёшь полусотню забайкальских казаков или бурят на твоё усмотрение. И обязательно проводников из пастухов. Выйдешь на тракт Урга — Калган и сядешь там в засаде.
— Задачу понял. А кого мне поджидать на тракте, осмелюсь спросить?
— Будешь задерживать китайские караваны, которые идут в Ургу и Маймачен. Если надо — применяй оружие, разрешаю. Всё жизненно важное для дивизии будешь привозить сюда, в походный лагерь. Скажи мне, что ты должен отбивать у китайцев на тракте?
— Патроны, муку, соль.
— Патроны у нас по нескольку десятков на бойца пока есть. А вот мука и соль уже кончились.
— Понял задачу, господин генерал.
— Поспешай, Хоботов. Ты у меня на примете. Последние дни, считай, носишь погоны хорунжего...
Хоботов действительно постарался, сделав с лихой казачьей полусотней непроходимым для китайцев оживлённый тракт Урга — Калган. О числе захваченных купеческих караванов история умалчивает. Но все их грузы доставлялись в ставку барона без промедления. Уже через несколько дней «азиаты» не испытывали голода, поскольку у них появилось достаточно провианта, прежде всего муки и риса. С прибытием очередного «трофейного» каравана Роман Фёдорович только приговаривал:
— Какой молодец этот Хоботов. Быть ему в полковниках. Всю дивизию накормил...
В полках, обозе и особенно в санитарном отряде тоже хвалили хорунжего Хоботова. Только несколько иначе:
— Какой молодец наш барон. Найти в единый раз офицера — казака для такого дела и накормить войско? Ну разве это не молодечество?
Штурмовать Ургу войском в тысячу с небольшим людей даже сам барон считал чистым безумием. Хотя к тому времени монгольской конницы у него набиралось за две тысячи. В городе располагалась неприятельская армия численностью около 12 тысяч человек, преимущественно пехоты, одетой теперь в новенькие мундиры, сшитые на европейский — английский манер. Имелось много пулемётов и орудий немецкого производства, крупповских. Из китайцев ургинского Маймачена генерал Го Сунлин создал ополчение в две с лишним тысячи человек, теперь войск он имел под рукой до 15 тысяч.
Говоря иначе, ургинский гарнизон численно превосходил силы белого барона раз в тринадцать — пятнадцать (если не учитывать союзников-монголов). Почти не уступал Унгерн неприятелю лишь в одном — в численности кавалерии. Пехоты у «азиатов» вообще не было. Оказавшись в Халхе, они все сели на коней, которых здесь хватило бы и на все полчища Чингисхана. Но генерал по Русскому фронту мировой войны воочию знал, чего стоит спешенный казак в полевом бою.
Впрочем, «уступка» Го Сунлина в коннице была только номинальной. Ургинский гарнизон насчитывал три тысячи кавалеристов-китайцев. Но по своей выучке они, разумеется, сильно уступали таким наездникам, которыми являлись казаки-забайкальцы, буряты и монголы. К тому же за всё время боевых столкновений «азиатов» с китайцами конница последних ничем себя не проявила.
Всё это Унгерн-Штернберг знал от своих разведчиков, которые под видом то пастухов, то купцов, то бродячих лам легко и беспрепятственно проникали в Ургу. Он решил нанести удар с иной стороны, не бросая свои полки и сотни на штурм вражеских окопов, пулемётных точек и батарей горных пушек.
В ситуации на войне в Халхе время играло только на барона Унгерна фон Штернберга. К нему продолжали прибывать, теперь в Налайху, монгольские добровольцы. В степи усиливалось возмущение против китайских гарнизонов, которые вели себя как оккупанты. Князья-ваны без лишних напоминаний присылали провиант, но сами пока не спешили стать со своими отрядами телохранителей под знамёна Бога Войны. Они выжидали, и барон отлично это понимал. Он посмеивался:
— Вот возьму Ургу, тогда и сбегутся ко мне все халхинские князья с поклонами и поздравлениями...
— В степи теперь на самых дальних кочевьях знают, что только я сегодня защитник Жёлтой веры в Халхе. И никто другой...
Только самым проверенным лицам, генералу Резухину и бурятскому офицеру Джамбалону, барон доверил свой план взятия монгольской столицы. План можно было считать образцом военной хитрости:
— Надо сперва выкрасть у китайцев Богдо-гэгена.
— А что это нам даст?