Унгерн: Демон монгольских степей
Шрифт:
— Богдо-гэген окажется в нашем стане. Он всеми почитаем, его слово здесь закон. Вся Халха будет на нашей стороне: от первого вала до последнего нищего пастуха, не говоря уже о ламах. А их здесь едва ли не половина мужского населения. Вот что такое Богдо-гэген.
— А как же штурм?
— Брать Ургу силой оружия будем тогда, когда вся степь встанет за нас и против китайцев.
— Роман Фёдорович. Да вы стратег войны в Азии!
— Чтобы им стать, надо изучать буддизм почти двадцать лет.
— А не много ли?
— Резухин. Тебе и я, и Джамбалон могут сказать, что кавалерийским наскоком монгольские степи с их буддистским народом никому не взять.
— Я знаю. Азия — дело тонкое...
Богдо-гэген, внезапно арестованный по приказу пекинского наместника Чен И, теперь содержался рядом с его резиденцией в огромном пустом доме. Собственно говоря, монгольский владыка с мирским именем Джебцзуи-Дамба-хутухта нужен был китайцам как «ценный» заложник; убивать его они не собирались.
Арест Богдо-гэгеиа, по мнению Чен И и генерала Го Сунлина, должен был убедить упавший духом китайский гарнизон в том, что перед военной силой пасует даже Божество. Однако результаты ареста Богдо-гэгена оказались для его инициаторов прямо противоположны. Монголы были не столько напуганы, сколько потрясены и возмущены случившимся. А китайских солдат и горожан охватил суеверный страх. Они шептались, что такое кощунство, как арест их руками Живого Будды, неотвратимо несёт небесное возмездие. Веру их подкрепляли ламы — гадатели и прорицатели:
— Небо не прощает насилия над Живым Буддой даже генералам из Пекина. А вы только пыль под их белыми тапочками...
Главная ошибка наместника Чен И и начальника ургинского гарнизона Го Сунлина состояла в том, что с Живым Буддой нельзя было поступать как с простым человеком. Арестованный Богдо-гэген был отрезан от всего мира, ему запрещали общаться даже с ламами. Китайцы надеялись таким образом оборвать все его связи с мятежными князьями и, возможно, с русским генералом. В остальном Богдо-гэгена сильно не ограничивали. Любимое им шампанское приносили из Златоверхого дворца по первому желанию.
Поэтому барон Унгерн ясно осознавал, какую выгоду приносит ему арест Богдо-гэгена, последнего хутухты Халки. Теперь уже не китайцы, а он стал избегать открытых столкновений со стрельбой и гибелью людей. Расположив на вершине горы Богдо-ула, которая господствовала над Ургой, бдительные дозоры, командир Азиатской конной дивизии знал о всех передвижениях гарнизонных войск.
Унгерн сделал даже больше, чем просто организовал дозорную службу на высоте. Гора Богдо-ул являлась одной из главных монгольских святынь. Поэтому он подкрепил казачьи дозоры, расположив на вершине часть своих туземных сотен. Цэрики знали, что им придётся защищать, напади на них китайские солдаты. На обратной стороне горы находился особо почитаемый монастырь Маньчжушри-хийд. К тому же Богдо-ула была связана с именем Чингисхана» с его памятью.
Ещё не начав обстреливать Ургу из единственного орудия и не посылая в атаку конные сотни, белый генерал одержал в войне над китайцами большую победу. Но здесь следует оговориться — в какой войне. Победа была одержана в деле подрыва морального духа и стойкости китайских войск, стоявших гарнизонами в Урге и монгольских городках.
Унгерн хорошо знал китайского солдата. Он присматривался к китайцам, которые сотнями служили в семёновском Особом Маньчжурском отряде, к тем хунхузам, что служили в его Азиатской конной дивизии. Знал он и солдат республиканского Китая, которых монголы называли «гаминами». И к тому же барон не зря считался большим знатоком именно «дальневосточного» Востока: ему были ведомы привычки, суеверия и быт китайского военного человека.
Не торопясь сразиться с генералом Го Сунлином под стенами Урги, Унгерн фон Штернберг объявил его официальному начальнику — пекинскому наместнику Чен И настоящую психологическую войну, которую успешно вёл на протяжении двух месяцев, пока стоял па Калгапском тракте. Оружие потомок немецких рыцарей-крестоносцев выбрал самое действенное и эффективное — слух и ещё раз слух.
В город, вернее на его многочисленные и шумные базары, засылались не только разведчики. Унгерн отправлял в Ургу проверенных монголов специально для распространения слухов. Союзником его в ведении психологической войны против китайцев стали столичные ламы. Запретив богослужения в храмах Урги, китайцы сами сделали многочисленное ламство союзником своего смертельного врага. Об этом Роман Фёдорович только мог мечтать.
Журналист и этнограф Дмитрий Паршин, автор книги «Барон Унгерн. Урга и Алтан-Булак. Записки очевидца тревожных времён во Внешней (Халха) Монголии», так описывает атмосферу в монгольской столице:
«Монголы рассказывали китайским купцам всякие небылицы про барона и казаков, особенно про башкир-мусульман, а купцы с прикрасами передавали солдатам. Многие солдаты были охотники до гаданий и обращались к ламам-гадателям, а те этим пользовались и запугивали их карами Богдо, который всемогущ…»
Башкирами-мусульманами в Азиатской дивизии были оренбургские казаки, отступившие на Восток в составе колчаковских войск. Вообще в Оренбургском казачьем войске служило немало башкир, особенно в 3-м Уфимско-Самарском полку, который формировался на юге современной Башкирии.
Обычно лично наставляя монголов-лазутчиков, генерал Унгерн-Штернберг говорил им следующее:
— Китайцы есть враги священного Богдо-гэгена-хутухты, буддизма и сынов Халхи. Чтобы их победить завтра, нужно сегодня запугать солдат из Китая.
— Скажи, как это сделать, господин? Мы всё исполним, как прикажешь.
— Надо на всех ургинских базарах говорить по секрету, что ко мне идут бессчётные подкрепления.
— Откуда идут?
— От атамана Семёнова, японцев, каппелевцев из Приморья, от предводителей маньчжурских хунхузов. Под моё командование собирается всенародное монгольское конное ополчение.
— А поверят ли в это китайцы?
— Обязательно поверят. Только слух не должен ничего говорить точно.