Унгерн: Демон монгольских степей
Шрифт:
Ворвавшиеся в Ургу казаки первым делом освободили заключённых в городской тюрьме полуживых от холода и голода русских колонистов и беженцев, а также монголов. Таков был приказ самого Унгерна. Тюрьма представляла собой большой не отапливаемый барак, ограждённый со всех сторон забором. Среди освобождённых оказалось немало бывших колчаковских офицеров, с которыми Роман Фёдорович в самые ближайшие дни счёл нужным побеседовать лично. В ходе таких бесед и решалась дальнейшая судьба офицеров:
— Звание? Кем были в армии Верховного правителя России?
— Поручик военного времени. Командовал ротой уральских горных стрелков.
— Прекрасно. Я вам даю взвод монгольских цэриков. Будете не просто кавалеристом, а ездящей пехотой...
— У вас, капитан, святой Владимир с мечами. За что получили орден в мировую?
— За Луцкий прорыв, господин генерал.
— Похвально. Мне как раз не хватает старых фронтовиков. Даю вам сутки на прощание с женой. А потом прибыть в Бурятский полк полковника Хоботова...
Помимо гарнизонных казарм, китайцы оказали упорное сопротивление ещё в Консульском посёлке. Здесь пехотинцы попытались было задержать атакующих перед русским кладбищем на берегу оврага, но тщетно. Белогвардеец Б. Волков вспоминал о той схватке:
«Первым домом, захваченным солдатами Унгерна, был наш дом, бывшее консульство, и я до сих пор не могу забыть, как оборванные и полу замерзшие казаки, разбив прикладами окна, под пулемётным и ружейным огнём засевших во рву за домом китайцев, ворвались в него…»
В полдень 3 февраля генерал Резухин лично доложил командиру Азиатской конной дивизии:
— Господин барон. Урга взята азиатскими конниками штурмом. Бой за столицу Халхи решён в нашу пользу. Имею честь вас поздравить лично.
— Что китайский гарнизон?
— Китайские войска бегут на север. На юг ушли только немногие.
— К границе с Советами? Любопытно. Пусть бегут. А что в нашей Урге?
— В городе сейчас полная тишина.
— Поставил охрану из надёжных людей у банков в Маймачене?
— Пока нет. Бой был, Роман Фёдорович.
— Поставь немедленно! Или наши азиаты всё китайское серебро растащат по своим вьюкам. Содержать дивизию будет не на что.
Генерал-лейтенант Унгерн фон Штернберг мог чувствовать себя в тот морозный февральский день полным победителем. Наконец-то столица Халхи пала перед его азиатами. Он приказал начальнику дивизионного штаба полковнику Ивановскому:
— Моя ставка в Маймачене. Комендантом города назначаю полковника Сипайло.
Торжественный въезд потомка эстляндских рыцарей-крестоносцев в притихшую столицу Халхи ознаменовался первой в её трёхсотлетней истории публичной казнью. Барон по дороге заметил, как две монголки грабили брошенную хозяевами китайскую лавку, таща оттуда куски разноцветной ткани. Барон повелел своим конвойцам:
— Взять их. Повесить обеих вон на тех базарных воротах. И обмотать ворованной материей. Трупы не снимать несколько дней...
Когда его приказание было исполнено, Унгерн сказал контрразведчику Сипайло, превратившемуся по совместительству в столичного коменданта:
— Я железной рукой наведу порядок в Урге. Её жители сегодня же должны знать о мною сказанном...
Когда стихли последние, одиночные выстрелы, барон приказал считать трофеи. Они оказались для его дивизии действительно огромны: полтора десятка орудий, пулемёты, свыше четырёх тысяч винтовок самых различных систем, гарнизонные склады с провиантом, фуражом, различным военным имуществом. В плен попало около 200 китайских солдат. Убитых не подсчитывали.
Однако цифры взятых трофеев барона Унгерна не очень порадовали. Надежды на то, чтобы пополнить запас патронов, мало оправдались. Снарядов у китайцев тоже не оказалось, они неразумно для военного времени расстреляли почти весь свой боезапас. На провиантских складах мука оказалась в основном гороховая.
В подвалах двух маймаченских банков — Китайского и Пограничного — нашлось серебряной монеты на сумму примерно 200 тысяч рублей (по другим данным — на 400 тысяч мексиканских долларов), неизвестное по количеству и весу золото в слитках.
К этим серебряным и золотым трофеям следует добавить имущество китайских частных фирм, которое оценивалось их владельцами (естественно, преувеличенно) на 30 миллионов долларов. В эту сумму входили и стада, которые были реквизированы по повелению Чен И в счёт давних долгов монголов, как пастухов-аратов, так и степных князей. В числе «законной» военной добычи оказались деньги и скот ряда фирм российского Центросоюза.
Свою действительно убедительную победу над китайской армией генерал фон Унгерн объяснял «тремя составляющими»:
во-первых, ко мне присоединились все монголы восточной части Халхи;
во-вторых, китайские войска по сравнению с моими азиатами показали малую боеспособность, а ведь их было раз в семь больше;
в-третьих, в ходе последнего штурма Урги мне сопутствовало военное счастье, боги не отвернулись от меня...
При этом Роман Фёдорович поскромничал, не упомянув собственные несомненные способности военачальника. Равно как и низкую дисциплину китайских солдат с их «худой» профессиональной выучкой...
Изгнание ненавистных «гаминов» из Урги столичные ламы отметили с большим торжеством, в присутствии множества горожан, одетых по такому случаю в праздничные шёлковые халаты. Русский генерал, в отличие от китайских, богослужений в буддистских храмах не запрещал! В этом монголы видели «знак неба»:
«Перед заходом солнца из монастырских храмов Да-хурэ послышались густые звуки гигантских богослужебных труб, но теперь эти аккорды не нагоняли уныние, а возвещали о радости и торжестве жизни. После двухмесячного вынужденного молчания трели «башкуров» — храмовых кларнетов в морозном воздухе звучали громко и победно».