Unknown
Шрифт:
восхищал даже видавших виды пилотов.
Летчик-испытатель Громов качал головой. Неужели ему доверят впервые поднять эту
махину в воздух? О таком счастье можно только мечтать!
17 июня 1934 года, Ходынский аэродром
Свершилось!
Восьмимоторный гигант «Максим Горький» оторвался от земли.
Технические новинки, которыми был буквально нашпигован этот чудо-самолет, сейчас не
имели значения: ни пневмопочта, ни автопилот, ни собственная
Важно было другое: насколько самолет устойчив в полете, хорошо ли слушается
штурвала…
Что совершенно поражало — «Максим Горький» мог взлетать с небольших аэродромов.
Длина разбега составляла всего четыреста метров. А ТБ-4 требовалось в два раза больше!
Пилотажно-навигационное оборудование позволяло совершать даже ночные посадки на
неподготовленной местности…
Громов летал полчаса, затем посадил гиганта и некоторое время оставался в
неподвижности. Не хотелось покидать кресло.
— Чудесная машина, — проговорил он наконец, когда Туполев буквально навис над ним.
— В Москве ожидают челюскинцев, — сказал Туполев, показывая смятую в кулаке
газету. — Предполагается большой парад с участием самолетов. Как вы считаете, товарищ
Громов, сможете пролететь на «Максиме» над Красной площадью? Вы понимаете,
конечно, что означает полет над Красной площадью...
— Пролечу, — уверенно сказал Громов. — Машина не подведет. Действительно хороший
самолет.
Туполев громко усмехнулся и отошел. Но Громов видел, что конструктор очень доволен.
20 июля 1934 года, Москва
Анри Жерар уже пятый день знакомился со столицей Советской России. Он считал себя
независимым журналистом и готовил большой материал сразу для нескольких журналов.
Сейчас удачное время для такого визита: Советы обещали иностранным журналистам
полет на новом, уже знаменитом самолете «Максим Горький». Пусть, мол, весь мир знает
о достижениях русской авиации.
Конечно, полет этого самолета над Красной площадью, о котором трубили советские
газеты, произвел впечатление разорвавшейся бомбы. Анри читал об этом, но до сих пор не
мог поверить.
Неужели они решились не только построить такой гигант, но и пустить его в полет над
головами собственных граждан? Отчаянные люди. Впрочем, чего ожидать от русских… А
он сам, Анри Жерар, — разве не отчаянный тип, если собирается прокатиться на этом
чуде советской техники?
…Агитсамолет оказался огромным. Больше, чем мог вообразить Жерар. Семьдесят два
пассажира и восемь членов экипажа! Невероятно.
А отдельные каюты внутри самолета! Буфет! Телефонная станция! Киноустановка! В
полете можно смотреть фильмы, печатать собственную газету и делать радиопередачи!
Они назывались «Голос с неба».
Жерар записывал и технические детали: двойное управление, четырнадцать топливных
баков. Масса пустого самолета — почти тридцать тонн. Максимальный вес — пятьдесят
три тонны. Размах крыла — шестьдесят три метра.
Газетные и журнальные статьи захлебывались от восторга. Похоже, Советы
действительно ухитрились создать шедевр!
Правда, максимальная скорость «шедевра» — всего двести шестьдесят километров в
час… Но ведь это, в конце концов, не гоночный самолет и не истребитель!
17 мая 1935 года, Москва
Начальник ЦАГИ товарищ Харламов кивнул на стакан чая:
— Угощайтесь, товарищ Благин.
Летчик Николай Благин обхватил горячий стакан ладонями. Он был хмур.
— Опять летать с «бандурой»? — прямо спросил он. — Я ведь просил меня отстранить. Я
хочу просто испытывать новые самолеты, а не заниматься выкрутасами.
— Следите за языком, Николай Павлович, — остановил его Харламов. — Полеты
«Максима Горького» имеют огромное значение для авторитета нашей страны. Завтра
полетит кинооператор. Ваша задача — лететь рядом на И-5, чтобы показать разницу в
размерах между обычным истребителем и нашим чудо-гигантом.
— Ясно, — сказал Благин.
— Николай Павлович, — заговорил после паузы Харламов, — вы опытный летчик, летали
на «Муромцах», закончили высшую школу военлетов, работаете в ЦАГИ, стали ведущим
летчиком-испытателем при ОКБ Туполева... Летали, как мне сообщают, на всех типах
самолетов. Думаю, если поручить вам деликатное и сложное дело, вы справитесь.
Благин насторожился.
— А что если показать несколько фигур высшего пилотажа вокруг нашего гиганта?
— Вы прекрасно знаете, что это запрещено, — ответил летчик.
— Но вы бы справились? Задача сложнейшая.
— А потом меня посадят за воздушное хулиганство, — ровным тоном произнес Благин.—
Особенно учитывая мое происхождение.
Хотя Благин служил в Красной армии восемнадцатого года и был членом партии
большевиков, ему время от времени напоминали о том, что отец его был полковником
царской армии.
— Гарантирую — ничего с вами не сделают, — заверил Харламов. — Продумайте