Унтовое войско

Сергеев Виктор

— Жди, как же. «Зачтется…» Думай, Ванин.

— Я и то думаю. — Ванин мотнул бородой. — А эти мужики как? Без доли?

— Кто? Ионов с Макухой? Жирно им будет.

— Ружжо оставь, с ружжом не пойду, — отрезал Ванин. — Я вырою клад, а ты курочки взведешь…

— Оставлю, — согласился Лапаногов.

— И саблю оставь.

— Казак без сабли хуже бабы.

— Ниче. Ты с саблей-то, можа, поопаснее, чем с ружжом. Стрелишь, да мимо, а срубишь под корень.

— Ладно, пойду безоружным.

— Ну вот, сговорились. Богачество хорошо, а согласье лучше.

Лапаногов

пошел привязывать повозочную лошадь. Он свернул с дороги в лес, проехал малость и остановился.

— Славненько тут отдохнете, — сказал он Макухе и Ионову. — Как у господа бога в гостях. Воздух пьешь, воздухом закусываешь. Дайкося я вас стащу на травушку. Посидите, пождите нас. Развязывать не могу, рано. А потом развяжу. Вот управимся с саквояжем и тогда уж…

Он ушел вместе с Ваниным в кусты, Макуха и Ионов знали, куда те направились, и на лицах у них появилось оживление. Надежда на то, что они останутся в живых, проросла в их душах маленьким росточком. Они поминутно озирались и чутко прислушивались к треску и шороху леса.

…Шаги Лапаногова заставили их встрепенуться. Они стали подниматься с земли, кряхтя и охая от боли в теле. Увидя, что Лапаногов один, Макуха спросил в тревоге:

— А где Яков?

— Яков-то? — задумчиво переспросил Лапаногов, доставая из телеги шашку. — Яков-то на воле-волюшке.

— Стрекача такого задал — заяц не догонит. Да-а… Эх вы, горемыки-разбойнички! Сидели бы на печи да ели калачи. А вы туда же… Высокопробного золота табакерку захотели!

— А где Яков? — упрямо повторил Макуха.

— Вот ведь какой ты привередливый! Подай ему Якова да и только. А где я его добуду? А? Ну, где?

Разговаривая сам с собой, Герасим повел плечом, вынул саблю из ножен, попробовал острие пальцем, пробормотал:

— Богу помолись и за дело берись. И-эх, соколики!

Он перекрестился, переложил саблю в правую руку и со всей силой тилиснул Макуху в стык шеи с плечом. Макуха обмяк, повалился…

Ионов, закричав дурным голосом, запрыгал от телеги, как кузнечик, но и его свалила сабля…

Алганаевы ожидали Лапаногова на свертке дороги.

— На Выселки никто не правил? — спросил тот братьев.

— Не. На Петровский завод проезжали, на Мухоршибирь, а на Выселки не.

— А ты что, один ли, че ли?

— Один, — криво усмехнулся Герасим.

Аким, с коня заглядывая в телегу, присвистнул:

— Фыот-ти! Это чео тамотко? Кто они? Кровь…

Лапаногов, не глядя на телегу, хмуро обронил:

— Бежать сдумали… сердяги. Вот я и сделал из двоих четверых. Послал в тусветиый мир.

Аким побледнел, снял фуражку, перекрестился.

— Ну и наделал ты делов, Герасим! Середки ни в чем не знаешь. Пустился во все тяжкие.

— Вместе замышляли. Чео серчать? Иль труса празднуете?

— Ванин где? Деньжата, золото? — торопливо спрашивал Аким.

Лапаногов нехотя ответил:

— Омманул он меня. Сжулил. Пошли откапывать саквояж безоружные. Я думал, придушу его… А он, сиволап, возле клада тесак хранил. «Не подходи, — упреждает, — башку снесу».

— И что же? — срывающимся голосом крикнул Аким.

— Половину отдал. И ушел Ванин… хвост трубой. Тю-тю!

Аким выругался, шумно засопел.

— Как же это ты, Герасим, попустился? Не ожидал от тебя. Обставил все натурально, как надоть, а напоследок промахнулся.

Лапаногов махнул рукой:

— Да ну че! Не все потеряно. Молчи, коль тя бог убил! Слушай. Я повезу этих в полицию, скажу, что… ну, скажу, что побег устроили. Двоих я побил, третий утек. Главарь… Братья Алганаевы ищут его по всему лесу. Найдут! Ванину жрать, пить захочется — выползет на дорогу. А вы вот что… В лесу его не ищите, время зазря не теряйте. Правьте прямиком на Хатагайские горы. Через горы тамотко одна тропа, ему ее не миновать. Деться Ванину некуда, туда выйдет. Тамотко засаду учините. Долго ли поддеть на уду? Труп заройте, чтоб никаких следов. Ни-ни. Жить надо без узлов. Дело закончите, езжайте в Шарагол. Поняли?

Чео тут не понять — поняли. Только сумлеваюсь я.

— В чем?

— Ты бы, Герасим, поделился с нами той половинкой. А?

Это зачем еще? Неча попусту полошиться.

— Ну как «зачем»? Настигнем мы Ванина или нет — это еще бабушка надвое сказала. Поплутаем по тайге да по горам, впустую и вернемся ни с чем. У тебя деньги, а у нас шиш. Омманешь!

— Ах, Аким, Аким! — покачал головой Лапаногов. — Ты че? Полудурье, че ли? Ты сначала живи своим умом, а потом уж чужим добром. Допусти я то, что вы с Митяем окажетесь при капитале… Да в Шараголе вас захапают в два счета. Таких денег вы, турецкие святые, в руках не держали, не смыслите, что с имя и делать, как поступить. Врюхаетесь да и только, и меня потащите за собой. Тут обмозговать надоть как следоват. Тихий воз всегда будет на горе, а смекалка во всяком деле выручит. И еще подумай. Ну, как я вас омману? Как? Турусы на колесах… Или мы не одной веревочкой повязаны?

Аким почесал в затылке, успокаиваясь:

— Да одной вроде бы.

— Ну вот, договорились. Слушай. Уж зачали мы стрелять-рубить сорок да ворон, доберемся и до белого лебедя. И еще вот что. Может так произойтить, что заарестуют меня.

— Неужели тебя заарестуют? — обеспокоился Митяй.

— Могут. Как-никак, а превышение власти. Напрут на то, что один варнак утек и саквояжик Луки Феоктистыча не разыскан. С пристрастием допросют. Да все трын-трава. Я на себя надеюсь. Где заскрипит — подмажу… Кое-какие деньги пущу по усам да по бородам. Ублажить я умею. Езжайте с богом!

Мягко застучали копыта по густо затравевшему лугу. Всхрапнула лошадь. Зашелестели ветки, треснул сук где-то. Стихло все…

Глава двенадцатая

В полдень Кудеяров и Жарков подъехали к бурятской юрте. Стояла она у березового колка между трактом и озером. Возле юрты на треногом тагане кипела вода в чаше. Хозяин в синем халате варил кирпичный чай, понюхивая табачок из берестяной тавлинки, и с настороженностью поглядывал на приехавших.