Управляй своей судьбой. Наставник мировых знаменитостей об успехе и смысле жизни
Шрифт:
– Мне показалось, что Сан-Франциско — прелестный город, — вспоминает она. — Там все было такое красивое, но я никак не могла привыкнуть к тишине в доме. Постоянно чудилось, что меня вот-вот все бросят.
Когда умер отец Ашимы и Дипики — мой дядя Раттан-чача, — сестры решили, что одной из них надо вернуться в Дели, чтобы ухаживать за матерью. Однако в конце концов в Дели перебрались обе, и теперь вся большая семья — пятнадцать человек — живет вместе в одном большом доме.
– Это прямая противоположность моей жизни в Калифорнии, где мы с мужем и ребенком жили в очаровательном пригородном домике втроем. А теперь в нашем доме впору снимать реалити-шоу — пятнадцать человек носятся туда-сюда и то и дело налетают друг на друга! Зато мы счастливая семья.
Чтобы это восполнить, мы поступили по примеру многих иммигрантов: поселились рядом с другими индийцами и создали сплоченную общину. Когда мы только приехали в Бостон, то жили в Джамайка-Плейн в доме на тридцать квартир, наполовину заселенном индийскими семьями. В основном это были семьи врачей. Поскольку в Америку и конкретно в Бостон переехало много индийских докторов, мы сразу очутились в большой дружеской компании, часто собирались вместе, наши дети дружили, мы вместе отмечали индийские праздники. Нашими соседями были Чандр и Канта Лаголь, Мадан и Пикки Зутши, Радж Чавла. Мы дружим и делимся опытом вот уже почти сорок лет.
А еще, поскольку мы были люди состоятельные, то старались как можно чаще ездить с детьми в Индию. Именно там дети по-настоящему понимали, что такое наше индийское происхождение. Они общались с нашими родными, ели традиционные блюда, одевались в индийские наряды, играли в индийские игры, слышали разговоры на родном языке и народную музыку. А еще — видели заклинателей змей, бродящих по улицам коров, ездили на слонах, сталкивались с нищетой, подобной которой в Америке не увидишь.
А мои родители, их бабушка и дедушка, научили их там полной, безусловной любви и показали, что такое сердце Индии.
Мой сын Бхарат помнит, как сидел в комнатке за кухней на первом этаже дома моих родителей.
– Там бабушка играла на аккордеоне, а дедушка держал библиотеку, — рассказывает он. — Как было здорово сидеть там и листать комиксы «Амар Читра Катхас», где пересказывается вся индийская мифология — говорится о святых и праведниках, о богах и богинях, о благородных воителях.
– Как-то раз я сидел там с дедушкой, и он объяснял мне, что такое рай и ад. Мы были вдвоем, и эту беседу я никогда не забуду. Согласно индуистской философии, говорил дедушка, физически ни рая, ни ада не существует. Это лишь состояния сознания. А потом рассказал мне притчу: один разбойник шел по лесу и встретил монаха. Он спросил монаха, что такое рай и ад. Монах оглядел его с ног до головы и ответил: «Я — праведный монах. Зачем мне тратить минуты моей жизни на то, чтобы учить гнусного негодяя вроде тебя, что такое рай и ад?» Разбойник страшно разозлился. Вытащил меч и занес над головой. И уже хотел отрубить монаху голову, когда монах обронил: «Вот это — ад». Разбойник остолбенел. Выронил меч и преисполнился благодарности, любви и сострадания к монаху, который рискнул жизнью, чтобы разъяснить ему, что такое рай и ад. И радостно улыбнулся монаху. Тогда монах снова поглядел на него и тихо сказал: «А это — рай».
Мы были убеждены, что для наших детей очень важно сохранить как можно больше индийских традиций. Мы хотели дать им культурное образование. Иногда им было довольно трудно разобраться, кто они на самом деле. Каждый раз, когда они с этим сталкивались, мы им напоминали, как им повезло, что они воспитаны сразу в двух культурах, пусть даже временами им непросто это принять. Одно время они ходили в школу, где кроме них не было ни одного индийца. Это оказалось им тяжело, дети не любят быть не такими, как все.
При любой возможности мы старались рассказывать о популярных аспектах индийской культуры и маленьким американцам. Например, когда Каника была в третьем классе, Амита ходила к ней в школу и целый день учила девочек драпироваться в сари — им ужасно понравилось. Наша дочь Прия ходила в школу индийского классического танца под названием «Бхарап-Натьял». Мы несколько лет возили ее на занятия каждую субботу. На шестнадцатилетие мы устроили ей арангетрам и пригласили целую толпу ее друзей. Арангетрам — это индийский праздник совершеннолетия вроде бар-мицвы у иудеев или «счастливого шестнадцатилетия» у американцев-христиан, а разница состоит в том, что юная девушка должна показывать свое мастерство танца в течение нескольких часов. Наши друзья-американцы были просто потрясены и очарованы.
– Когда она подаст документы в университет, пошлите туда запись ее выступления, — сказал один из них. — Это откроет ей дорогу в любое заведение Лиги Плюща.
Все наши дети занимались американскими видами спорта. Наш сын Бхарат играл в бейсбол, баскетбол и теннис, дочки — в теннис, софтбол и немного в хоккей на траве. Один раз, когда мы с детьми ездили в Индию, Прия захотела поиграть с двоюродными братьями и сестрами в крикет и, ударив по мячу, тут же бросила биту и кинулась бежать, как положено в софтболе. Братья подняли ее на смех.
Думаю, наши попытки ассимилировать детей оказались вполне успешными — настолько, что Бхарат, страстный фанат бейсбольной команды «Бостон Ред Сокс», сказал мне как-то раз: «Мне бы полагалось считать главным врагом пакистанскую крикетную сборную, а для меня главный враг — “Янки”!»
Когда он учился в Нью-Йоркском университете, то жил на одном этаже примерно с девятью индийскими студентами. В первый же день к нему постучалась девушка-индианка и спросила, откуда он.
– Из Бостона, — ответил Бхарат.
– Нет-нет, откуда ты на самом деле? — спросила девушка.
Тут он решил, что понял ее.
– Из Вестона, это под Бостоном.
Тогда девушка объяснила, что хотела узнать, из какой области Индии приехала его семья.
– Родители из Нью-Дели, — сказал тогда Бхарат.
Вскоре он обнаружил, что другие юные индийцы, его соученики, считали, что быть индийцем — значит говорить на родном языке и знать популярные болливудские фильмы и индийскую музыку. Всего этого Бхарат не знал и не умел. Для него быть индийцем значило разбираться в мифологии и сохранять тесную связь со своей индийской родней.
Для Прии обрести национальное самосознание означало стать вегетарианкой. Миллионы индийцев не едят мяса, однако это всегда было личным делом каждого. Например, в индийских ресторанах очень часто подают много мясных блюд. Пока наши дети были маленькие, они ели мясо. Но подростком Прия сначала перешла на курятину и рыбу, а после поездки в Индию в 1997 году окончательно стала вегетарианкой. Ее интересовала карма животных, и для нее решение не есть мяса — это своего рода личная молитва. Можно сказать, что это специфически индийский ход мыслей.