Ураган
Шрифт:
– Но есть и другие причины.
Сцинк кивнул.
– Разумеется. Терпеть не могу подонков, которые бьют женщин. Да и ураган, скажем, разочаровал меня...
Ураган не стал очищающим катаклизмом, как надеялся и предсказывал губернатор. В идеале люди должны были убежать из Флориды, а не хлынуть сюда. Большое количество вновь приехавших просто угнетало. Потрясал и контингент этих охотников за наживой – беззастенчивые карманники, красноречивые жулики, наглые мародеры, не говоря уж о настоящих бандитах и грабителях. Конечно, таким ничего не стоит избить женщину.
– Только не жди, что я буду сдерживать себя, – предупредил Сцинк.
– Я и мечтать об этом не могу, – ответил Августин.
Свет в комнате для гостей погас. Августин нашел Бонни сидящей на кровати. В качестве ночной рубашки Бонни использовала длинную белую футболку с надписью «Том Петти и Хартбрейкерз», которую нашла в шкафу. Августин купил ее на концерте группы в Майами. Женщина, с которой он ходил на концерт, – врач-психиатр, пытавшаяся позднее зарезать его в душе, – купила себе такую же черную футболку, подходившую к ее мотоциклетным сапогам. В этот момент Августин и понял, что они совершенно разные люди.
– Макс не звонил? – поинтересовалась Бонни.
Августин проверил автоответчик. Никаких сообщений не было. Он вернулся в спальню и сказал об этом Бонни.
– Наша семейная жизнь продолжалась всего неделю и один день. Что же со мной происходит? – Бонни согнула ноги, подтянув коленки к груди. – Я должна быть дома.
«Точно! – подумал Августин. – Совершенно верно!»
– Вы считаете моего мужа негодяем?
– Вовсе нет, – соврал Августин, не желая расстраивать ее.
– Тогда почему же он не позвонил. – Бонни произнесла эту фразу без вопросительной интонации. – Идите сюда.
Она подвинулась, освобождая Августину место под одеялом, но он робко присел на край кровати.
– Вы, наверное, думаете, что я сумасшедшая.
– Нет.
– У меня, должно быть, сердце перевернулось. Только этим можно оправдать мой поступок.
– Вы можете оставаться здесь столько, сколько захотите, – предложил Августин.
– Да, я хочу остаться с вами и... с ним. С похитителем.
– Почему?
– Ох, этого я не знаю. Возможно, это из-за Макса, а может, из-за отца с его моделями аэропланов, или из-за своего несчастного детства, хотя у меня и остались о нем прекрасные воспоминания. Есть какая-то причина. Ведь счастливые маленькие девочки вырастают не для того, чтобы бросать своих мужей, так ведь? – Бонни выключила лампу. – Хотите лечь?
– Лучше не надо.
В темноте ладонь Бонни нашла щеку Августина.
– Вот какая у меня идея. Мне кажется, что мы должны спать вместе.
– Но мы ведь и так спим вместе, миссис Лам. – Августин произнес это шутливым тоном, пытаясь немного снять напряжение.
– Вы понимаете, что я имею в виду.
– Заниматься любовью?
– Ох какой вы быстрый. – Бонни схватила Августина за плечи и уложила на кровать. Голова Августина оказалась на подушке, и, прежде чем он успел подняться, Бонни оказалась на нем и прижала его руки к кровати, озорно уперевшись подбородком в грудь Августина. В слабых лучах света, пробивавшихся сквозь окно, Августин мог видеть ее улыбку, оживленный взгляд, а позади нее... стену с черепами. – Если мы займемся любовью, то это может прояснить мои мысли.
– Это будут нечто вроде электрошоковой терапии.
– Я очень серьезная.
– И очень замужняя.
– Да, но я чувствую, что вы хотите меня.
– Благодарю за диагноз.
Бонни отпустила руки Августина и обняла ладонями его лицо. Улыбка исчезла с ее губ, а в голосе появилась печаль.
– Не надо иронизировать, – прошептала она. – Как вы не понимаете... я не знаю, что мне делать. Пыталась плакать, но это не помогает.
– Простите...
– Вы мне кажетесь ближе, чем даже Макс. Это плохой признак.
– Да, плохой.
– Тем более, после всего недельного знакомства. А мой муж... да и теперь, когда мы вместе, чувствуем себя чужими друг другу. – Бонни схватила Августина за рубашку. – Боже мой. А знаете что? Забудьте все, что я сказала.
– Да, так будет лучше.
– Значит, вы тоже думаете об этом, да?
– Постоянно, – признался Августин и добавил в порыве идиотского целомудрия: – Но нам наверняка не стоит делать этого.
Груди Бонни покоились на груди Августина, они тихонько вздымались и опускались при дыхании. «Наша дружба может превратиться в муку», – подумал Августин.
– Что происходит? – спросила Бонни.
– Ох, мое возбуждение скоро пройдет, и тогда мы сможем поспать.
Бонни опустила глаза. Августину показалось, что она покраснела, но в темноте трудно было судить об этом с уверенностью.
– Нет, я имела в виду губернатора. Что вы вдвоем задумали?
– Ужасающие приключения и бешеные погони.
Бонни уютно устроилась рядышком с Августином. Августину ужасно хотелось погладить ее волосы или провести пальцем по бархатистой шее. Но останавливало все то же идиотское целомудрие.
Миссис Макс Лам уснула раньше Августина. Вскоре после полуночи на кухне зазвонил телефон, но Августин не стал вставать с постели и отвечать на звонок, потому что не хотел разбудить своего нового друга. Можно было бы тихонько отодвинуть Бонни на край кровати, но он даже и не пытался сделать это.
Бонни громко посапывала во сне, и Августин чувствовал себя прекрасно.
Глава 17
Около трех часов утра Бонни отодвинулась от Августина и повернулась на другой бок, что позволило Августину встать и подойти к телефону, который непрерывно звонил в течение нескольких часов.
Естественно, что звонил из Нью-Йорка муж Бонни. Августин понимал, что предстоит «веселенький разговор».
– Что случилось? – прорычал Макс Лам.
– С Бонни все в порядке. Она спит.
– Объясните!
– Она несколько раз звонила вам. На самолете она не полетела...
– Разбудите ее, пожалуйста. Скажите, что это очень важно.
Как Макс и предполагал, по возвращении в Нью-Йорк его ожидали неприятности. Пресс-конференция в Национальном институте здравоохранения, на которой объявили о вреде сигарет «Бронко», нашла отклик в резких нападках со стороны CNN, MTV и других телевизионных компаний. Рассуждения умников с MTV были особенно опасными, поскольку непосредственно влияли на молодых курящих девушек, составлявших значительную часть покупателей сигарет «Бронко». На следующее утро ожидалось появление статей на первых страницах «Таймс», «Уолл-стрит джорнэл» и «Вашингтон пост». Слово «катастрофа» было еще слишком мягким для обозначения возникшего кризиса, поскольку ужасно раздражительный глава компании «Дарем Гэс Мит энд Тобакко» упорно настаивал на полном запрещении рекламы для тех изданий, которые публиковали открытия Национального института здравоохранения... то есть почти для всех газет и журналов США. В рекламном агенстве «Родэл энд Бернс» царила погребальная атмосфера, поскольку отзыв рекламы сигарет «Бронко» грозил агентству потерей многих миллионов долларов. Большую часть второй половины дня Макс Лам пытался связаться с главой «Дарем Гэс Мит энд Тобакко», который находился в Гвадалахаре, где получал по три раза в день инъекции гомогенизированной бараньей спермы, чтобы замедлить процесс развития злокачественной опухоли в легких. В клинике отвечали, что пациент на звонки не отвечает, и отказывались соединить Макса с палатой старика.