Урановый рудник
Шрифт:
Ну, а он мне натурально: все путем, братан, так даже лучше. На огонь-то он и без штанов прибежит, и с полными штанами — добро свое выручать. Ну, понятно, должен же он что-то говорить, не назад же с пустыми руками идти… Короче, бакланит, мы его тут, на пожаре, втихую прихватим либо сразу после, как все разойдутся.
Народ, конечно, на улицу повыбегал кто в чем, с ведрами, с тазиками, а только видят — нет, ни хрена тут не сделаешь, уж больно дружно оно занялось, на самогонке-то. Мы с Голливудом в кустиках присели, видно все как на ладони — если б не комары, так, считай, полная благодать. Ну, короче, чего долго язык мозолить? Прибежал он,
Кончар оторвал хмурый взгляд от своих ногтей и значительно посмотрел на Савела. Савел сразу, даже без этого многозначительного взгляда, понял, о ком идет речь. «Снюхались, — подумал он с тоской. — Самая сволота, которая больше всех под ногами путается, в кучку собралась. Ну да, а как же иначе? Рыбак рыбака видит издалека…»
И вспомнилось ему, как Кончар давеча говорил, что заготовитель этот, Завальнюк, никакой не заготовитель, а очередная ищейка, конторой подосланная, чтобы за ними шпионить. Ну, это, допустим, ладно — не он первый, не он последний, были такие до него, будут, наверное, и после. Яма — она большая, ее на всех хватит. А этот-то, в бороде, ему чего неймется? Потупа ведь ясно сказал, что он с первым катером на Большую землю намылился, а тут, гляди-ка, с Петровым снюхался. Передумал, что ли? Да если даже и передумал, Петров-то здесь при чем? Тоже нашел союзничка, придумал, с кем связаться…
— Мент, значит, пузырь бормотухи засосал, — продолжал между тем разговорившийся Свист, — тару в огонь выкинул и на лохов местных наехал: чего, мол, собрались, уроды? А ну, марш по домам! Они и рассосались, а нам с Голливудом только того и надо. Сейчас, думаем, эти двое тоже отвалят, Петров в управу, в кабинет к себе, водяру с горя жрать пойдет, а по дороге мы его и прихватим.
Глядим: нет, ни хрена не расходятся! Стоят, базарят чего-то и вроде до утра там торчать собрались. Ну а нам чего тогда делать? Приказ-то был — живым или мертвым, и непременно сегодня. Для того у Голливуда и винтарь, будь он неладен. Перетерли мы базар, хрен к носу прикинули и видим — нет, по-другому не выходит. Не идти же назад с пустыми руками! Короче, снимает Голливуд с шеи «весло» и берет эту харю поросячью на мушку. Я его еще, помню, спросил: как, мол, видать-то хорошо? Хорошо, базарит, отвали, не баклань под руку, не люблю…
А видно и впрямь как днем. Даже мне, без оптики, видно, чего уж про Голливуда говорить. Вот я, значит, одним глазом этих уродов пасу, а другим кнокаю, что Голливуд уже возиться перестал, затих и вроде даже не дышит — целится, значит. Ну, я и гляжу — охота, понимаешь, увидать, как дерьмо из ментовской башки во все стороны брызнет. У меня к ним, паскудам, свой счет имеется…
И вот, не поверишь, случается вдруг такая ботва: прямо перед тем, как Голливуду курок спустить, ну вот за секундочку, не больше, этот бородатый Петрову в грудину как засветит! Петров — брык, Голливуд — бах, и мимо…
— Стоп, — перебил его Кончар, подавшись всем телом вперед. — То есть как это? Они подрались, что ли?
— Да непохоже… — Свист пожал плечами. — Вроде нет. Он ему навернул не так, как в драке наворачивают, не кулаком, а толкнул просто — ну, вроде как из-под пули вытолкнуть хотел…
— Он что, вас засек? Линза блеснула?
— Да то-то и оно, что нет!
Ну, тут пошло веселье. Круглый этот орет, шпалером машет — «стечкин» у него, между прочим, — Петров шмаляет почем зря… А мы как раз решили позицию сменить. Ну, отбежал я в сторонку и вдруг вижу: нету Голливуда, и не слыхать его… Хотел пойти посмотреть, а тут этот круглый набежал, кустами трещит, фонариком светит… Ну, я бы его, конечно, подрезал втихую, так не велено же было трогать. Тем более гляжу, Голливуда как не было, так и нету — спекся Голливуд, отвоевался вчистую…
— Что с ним? — спросил Кончар.
— Так я ж базарю, готов он, с концами…
Кончар раздраженно дернул щекой, отметая эту ненужную реплику, и вопросительно взглянул на Савела.
— Три дырки, — сказал Савел. — Одна в затылке, одна в позвоночнике, одна в левом легком, совсем близко к сердцу. А может, и в сердце, — добавил он, чуточку подумав.
— Ого! — с оттенком уважения произнес Кончар. — А заготовитель-то лют! Он что, в упор стрелял?
— Да какой там упор! — воскликнул Свист. — Издалека, метров с двадцати пяти, да в темноте… Подфартило дураку, не иначе. И не заготовитель это был, а Петров, мент. Этот-то, круглый, из своего «стечкина» и не шмальнул ни разу, а ментяра три раза пульнул, и все в десятку, прямо как рукой положил.
— Кто? — переспросил Кончар, как будто тут можно было ослышаться. — Кто, ты говоришь, в него стрелял?
— Петров, — убежденно повторил Свист, — мент поганый.
— Ушам своим не верю, — сказал Кончар.
Савел, если на то пошло, тоже не верил — ни собственным ушам, ни Свисту, который зачем-то — спьяну, что ли? — рассказывал небылицы. Насколько Савел знал лейтенанта Петрова, тот большую часть суток был не в состоянии средь бела дня попасть струей в дырку сортира, а не то что в темноте, на предельной для «Макарова» дистанции всадить три пули в бегущего через густой кустарник человека.
Мысль о том, что Свист пьян, очевидно, пришла в голову и Кончару. Он неожиданно легко вскочил со стула, обогнул стол и навис над испуганно отшатнувшимся Свистом.
— А ну, дыхни!
Свист послушно выдохнул прямо ему в лицо.
— Черт, — сказал Кончар, — трезвый! И зрачки нормальные… Так, говоришь, Петров?
— Петров.
— Из «Макарова»?
— Из него, эту пукалку ни с чем не спутаешь, я их за свою жизнь досыта наслушался.
— В темноте, в бегущего, с двадцати метров?
— С двадцати пяти. Ага. Я же говорю, подфартило. Такой фарт раз в жизни выпадает, если бы он в это время в очко играл, миллионером мог бы стать за полчаса…
— Нет, Свист, — отходя к окну и становясь спиной к комнате, задумчиво проговорил Кончар, — такого фарта на свете не бывает. Одна — это еще куда ни шло, но три… Нет! Либо этот Петров очень хитро закручен и все это время просто водил нас за нос, либо…
Он осекся на середине фразы, подвесив ее конец в воздухе. Свист, похоже, этого даже не заметил, занятый собственными переживаниями; Савел же, напротив, заметил и оценил недосказанность очень хорошо. Он словно наяву услышал глухой голос Кончара, договаривающий неоконченную фразу: «…либо ему помог кто-то, кто сильнее меня и кому я уже порядком надоел».