Урановый рудник
Шрифт:
— Хорошо, — сдержанно, явно боясь спугнуть нежданную удачу, произнес Кончар. — Именно это я и надеялся от тебя услышать.
— Ну, еще бы! — с неподдельной горечью воскликнул отец Михаил.
— Так, значит, столкуемся?
— Этого я не говорил, — возразил батюшка. — Ей-богу, сомневаюсь, что дельце твое выгорит.
— Это почему же? — удивился Кончар. — В Боге ты усомнился, сан сложил, бороду вот сейчас сбреешь… Какие еще препятствия?
— Не я от Бога отвернулся — он от меня, — сказал отец Михаил. — Но это не значит, что я готов в прислужники к сатане наняться. Ты ведь, что
— Опять двадцать пять, — с легким раздражением произнес Кончар, и отец Михаил вдруг понял, что за всем этим разговором кроется что-то большее, чем желание полусумасшедшего лесного царька и мелкого диктатора сломить сопротивление упрямого соперника и обратить его в свою веру. — Тяжелый ты человек, расстрига. Но мы сговоримся, уверен. Первый шаг мне навстречу ты уже сделал. В прошлую-то нашу встречу ты мне проповеди читал, а нынче разговор другой — бритву вон просишь. Это хорошо. Только ты, борода, шагай скорее.
— Да ты чего, идол, ко мне привязался? — позволил себе слегка вспылить отец Михаил. — Что ты заладил как попугай: «скорей, скорей»? Куда торопишься? Зачем я тебе нужен? Своих лизоблюдов мало?
— Лизоблюдов хватает, — нахмурившись, отвечал Кончар, — и в этом качестве ты меня не интересуешь.
— А раньше-то, кажись, интересовал, — ядовито заметил батюшка, чувствуя, что вот-вот будет сказано что-то важное, и совсем как Кончар боясь спугнуть удачу.
— То раньше было, — отрезал человек-медведь, — а теперь другой коленкор. Ты, борода, мне для важного дела нужен. Как ты смотришь на то, чтобы вернуться в Сплавное?
Этого отец Михаил ожидал в самую последнюю очередь, то есть совсем не ожидал. Посему разыгрывать изумление ему не пришлось: глаза у него сами собой полезли на лоб, и даже рот открылся.
— Положительно смотрю, — сказал он, немного придя в себя от такого предложения. — Только сдается мне, что подарком тут и не пахнет.
— Никаких подарков, — согласился Кончар. — Сделка.
— А какова цена?
— Вот это уже деловой разговор! — Кончар звонко хлопнул себя по колену и закурил еще одну сигарету. — Железный ты мужик, борода! Уважаю!
— Закурить дай, — неожиданно для себя самого попросил отец Михаил.
Кончар спокойно, без комментариев, как ни в чем не бывало протянул ему открытую пачку и дал прикурить от самодельной зажигалки, изготовленной, как приметил отец Михаил, из пулеметной гильзы. Похоже, человек-медведь изо всех сил старался выполнить свое обещание: не смеяться, не подначивать и лишний раз не напоминать пленнику о том, что он проиграл эту партию и сдался на милость победителя.
Первая после многих лет воздержания затяжка ударила по легким, как стальной кулак, заставив отца Михаила мучительно, до боли в поврежденном боку, закашляться. Голова закружилась, уши заложило, однако, прокашлявшись, батюшка осторожно затянулся второй раз, и теперь дым пошел как по маслу — так, что отец Михаил удивился, как это он протянул без курева столько лет.
— Прости меня, Господи, — пробормотал
— Снова-здорово! — воскликнул Кончар. — Какой тебе теперь Господи, опомнись!
— Это просто говорится так, — спокойно солгал отец Михаил. — Тебе-то небось трудно приходится: ни побожиться, ни имя Господне помянуть, как у людей-то испокон веков заведено…
— А реформаторам всегда трудно, — серьезно, без намека на шутку, сказал Кончар. Похоже, он и впрямь мнил себя едва ли не новым мессией. — Проторенной-то дорогой идти, конечно, легче, да вот куда она приведет?
— Ты мне побриться дашь или нет? — спросил отец Михаил.
— Да дам, дам, вода греется… Горячей-то небось приятнее бриться, чем студеной!
— Приятнее, наверное, — равнодушно согласился отец Михаил, посасывая сигарету. Она ему уже надоела — как-то вдруг, сразу, — но он продолжал изображать удовольствие. — Я уж и не помню, каково это — бриться. Помню только, что процедура пакостная. Так что там насчет цены?
— Цена, в общем-то, пустяковая, — сказал Кончар. — Но не буду от тебя скрывать: это только на первый взгляд. На самом деле цена — человеческие жизни. Сотни, а может, и тысячи. И ты, борода, можешь их спасти, если вернешься в Сплавное и скажешь… ммм… Что ж ты скажешь-то?
— Неужто до сих пор не придумал? — ехидно осведомился отец Михаил, ища глазами, куда бы сунуть чертову сигарету. И дернуло же его закурить!
— Да придумал, придумал, — рассеянно ответил Кончар. — Только как бы это получше объяснить? Ну, скажешь, допустим, что был в плену у язычников, что медведем тебя травили, — в общем, как было. Язычников этих, скажешь, от силы человек сорок — дикие люди, дурачье лесное, богом обиженное. Дорогу спросят — покажи, тут недалеко, ты же знаешь… Ходок из тебя, конечно, теперь неважный, но мы тебя на машине почти до самого поселка подбросим, уж километр-другой ты как-нибудь пройдешь.
— Что, припекло? — не удержался отец Михаил. — В лесу отсидеться думаешь?
— Не то чтобы припекло, — сказал Кончар, — но начинает теплеть. Какая-то там суета началась после того, как ты пропал, возня какая-то…
Тон у него был легкомысленный, но глаза потемнели, и отец Михаил понял, что попал в точку: в Сплавном происходило нечто куда более серьезное, чем «какая-то возня», и припекло Кончара, по всей видимости, основательно. В одном человек-медведь не солгал: все это, похоже, и впрямь началось после исчезновения отца Михаила, а может быть, и благодаря ему. А значит, его обреченная экспедиция все-таки не была напрасной, и двигала батюшкой не пустая блажь, как порой начинало казаться даже ему самому, а некая высшая воля.
— Странный ты человек, — сказал он, стараясь не показать, как его обрадовало это открытие. — Что ж ты вот так запросто, без гарантий, возьмешь и меня отпустишь? А если я уговор нарушу, если расскажу все как есть?
— Почему же без гарантий? — Кончар недобро усмехнулся. — Ты, борода, меня за лопуха не держи. Да, спрятаться мне надо. Чую, кто-то мной всерьез заинтересовался, а отсюда уже и до настоящей беды недалеко. Только ты не думай, что меня так просто взять. За тобой следить будут днем и ночью, учти. Одно неправильное слово — и ты покойник.