Урановый рудник

Воронин Андрей Николаевич

Это означало новый поворот дела — для Панина означало, а больше ни для кого, потому что никому это не было интересно. Панин же сообразил, что если грузовик и впрямь был заминирован, то предатель, погубивший группу Донцова, засел вовсе не в Управлении, а был членом самой группы. Тут он, конечно, вспомнил взрыв шахты и прочие меры по обеспечению секретности, но эта версия в ту пору ничем не была подтверждена, и разрабатывать ее полковнику пришлось на свой страх и риск, в порядке художественной самодеятельности, в результате чего расследование затянулось на годы.

Однако уже тогда, буквально по горячим следам, ему удалось сделать одно открытие. Случайно удалось, просто повезло, наверное… Он рассуждал следующим образом: если группу уничтожил кто-то

из ее членов, то это был скорее всего сам Донцов. Его подчиненные… Ну, это были не совсем люди в нашем с вами понимании этого слова, а что-то вроде боевых машин — неподкупные, нерассуждающие, превыше всего ценящие товарищество, чувство локтя… Перевербовать их — дело немыслимое, в мусульман они стреляли раньше, чем те успевали открыть рот, и стреляли точно — добивать, как правило, не приходилось, хватало одного патрона. Словом, это были бойцовые псы, и посторонний, решивший приманить их кусочком колбаски, рисковал остаться без головы. Какой-то свой интерес за пределами группы мог быть только у командира, и интерес этот вполне мог обнаружиться где-то вблизи взорванного рудника. Полковник Панин понятия не имел, что это может быть — золотая жила, алмазный прииск или еще что-нибудь, — но другой зацепки у него не было, и он отправил нескольких своих агентов тщательно отработать возможные пути, какими из Чечни можно попасть сюда, в эти края.

— Иголка в стоге сена, — презрительно проворчал Петров. — Капля в океане…

— Ценю ваш профессионализм, коллега, — съязвил Завальнюк, и участковый ответил на этот укол пренебрежительной гримасой, явно не желая видеть в подполковнике ФСБ своего коллегу. — Это действительно была безнадежная затея: выследить на просторах огромной страны человека, который обучен бесследно исчезать на совершенно открытом пространстве, непревзойденного мастера оперативной работы, оборотня с тысячей лиц, призрака…

Но то ли нам действительно невероятно повезло, то ли он слегка расслабился, инсценировав свою гибель, — не знаю, но след за ним остался. Есть такая железнодорожная станция Ручей, это километрах в трехстах отсюда, на железнодорожной ветке, что ведет в Барнаул, уже в предгорьях Салаирского хребта. Вот именно там он и наследил. Дежурный милиционер на станции его заметил (такого да не заметить!), заинтересовался и проверил документы. Ну, и, естественно, запомнил… Во-первых, внешность, а во-вторых, не совсем обычную фамилию — Концов. Этот самый сержант отвел его в дом некоего гражданина Быкина, у которого Концов купил мотоцикл марки «Днепр». Сержанту Концов сказал, что вернулся из Москвы в родные края насовсем. А родные края, по его словам, находились, заметьте, примерно в трехстах километрах от станции Ручей и как раз в нужном направлении.

Засим гражданин Концов отбыл в свои родные места на приобретенном мотоцикле, а уже к вечеру того же дня километрах в двадцати от станции, в лесу, на обочине шоссе были случайно обнаружены трупы гражданина Быкина и его сына Виктора. Здесь же стоял принадлежавший убитым джип «Ниссан» синего цвета, не взятый убийцей, надо полагать, за ненадобностью, — как я понял, корыто было еще то, не машина, а сплошная особая примета…

Оба Быкина были убиты выстрелами из австрийского автоматического пистолета выпуска одна тысяча девятьсот двенадцатого года. Пистолет нашли в кустах недалеко от места преступления; гильзы, ровным счетом две штуки, валялись на обочине, и в магазине не хватало как раз двух патронов. Два выстрела — два трупа, и кое-кто из опрошенных друзей и родственников убитых утверждал, между прочим, что пистолет этот их, Быкиных, доставшийся им по наследству чуть ли не от прадеда, который получил его от белочехов, гулявших где-то в этих краях, в обмен на сало и самогон.

Здесь же, на обочине, в метре от брошенного джипа были обнаружены следы мотоциклетных шин, и точно такие же следы остались во дворе у Быкиных после того, как они выкатили из сарая много лет стоявший там мотоцикл. Тут все было ясно. Быкины зачем-то догнали покупателя, напали на него, угрожая пистолетом

и топором, и были убиты на месте из своего же ствола. У старшего Быкина, к слову, оказалось сломано запястье правой руки, и на нем остался синяк — отчетливый след чьей-то ладони…

У переправы через реку гражданин Концов, как удалось выяснить следствию, обменял мотоцикл на лодку и отправился на ней вверх по течению. Лодку потом нашли — пустую, а в ней рюкзак с некоторыми личными вещами и паспортом на имя Егора Леонидовича Концова, уроженца здешних мест, постоянно прописанного в городе-герое Москве. Круг, таким образом, замкнулся — по крайней мере, для местных пинкертонов. Главный подозреваемый по делу об убийстве Быкиных утонул, ловить стало некого, и дело сдали в архив, где на него и наткнулся человек полковника Панина…

— Что за дерьмо?! — не выдержал наконец Петров. — Ты что нам тут сказки рассказываешь?! Какой-то хрен приезжий показал сержанту на Богом забытом полустанке свой дерьмовый паспорт, тот его зачем-то запомнил, помог купить мотоцикл… Ну и что? Ладно, допустим, в тамошнем отделении личного состава — полтора человека, и, когда этих Быкиных замочили, сержант оказался не только в курсе, но и в состоянии сложить два и два, что тоже, между прочим, не так часто случается. Но потом?! Потом-то! В доброй сотне верст от этого места, в тайге, на берегу речки нашли пустую лодку, в ней паспорт, и какой-то сонный местный мент — другой мент, не тот, что на станции дежурил! — составил об этом безграмотный протокол… То, что кто-то этот протокол заметил, прочел и ухитрился связать эти два происшествия в одно, уже без малого чудо. Но дальше-то?! Знаю я эти архивы, это же тонны макулатуры, сваленной без всякого порядка, и никто в них годами не заглядывает. Незачем, не Москва тут, не Барнаул даже… И чтобы какой-то московский следак с ходу нарвался именно на эту папку, нашел именно этих людей — да не бывает такого! Вероятность — ноль целых, хрен десятых…

— Кто бы говорил, — спокойно парировал Завальнюк. — Если, скажем, вот сейчас сесть и написать рапорт о том, как ты сегодня ночью этого лесовика завалил, — честно, без прикрас и без утайки, как оно на самом деле было, — так этому рапорту ни одна собака не поверит, и ты об этом сам прекрасно знаешь. Достаточно только один раз посмотреть на тело, чтобы решить, что мы тут все сговорились и старательно мутим воду, покрываем друг друга. Потому что так метко можно стрелять только в том случае, если человек лежит прямо перед тобой на земле и ты мочишь его почти в упор, и притом при очень хорошем освещении. Эксперты бы, наверное, рехнулись, пытаясь понять, как это получилось, что стреляли с расстояния не более полуметра, а пули в тело вошли уже на излете. Сказали бы, что у тебя, Петров, порох в патронах отсырел вследствие небрежного хранения…

— Гм, — вмешался Холмогоров. — Простите, Петр Иванович, но вы сами-то поняли, что только что сказали?

— Он сказал, что это было чудо, — поспешил добить беднягу мстительный Петров. — А еще насмехался, козел.

— Да, действительно… — Завальнюк выглядел озадаченным. — Похоже, это самое я сейчас и сказал… Ну, в конце концов, почему бы и нет? Стоит только допустить, что не все на свете объяснимо с научной точки зрения, как все остальное прямо-таки напрашивается само собой. Может, за этим типом и впрямь уже тогда внимательно присматривали откуда-то сверху. Может, ниточку эту нам нарочно подкинули… Не знаю, не хочу я в эти дебри лезть. Дай еще сигарету, Петров.

Он прикурил от поднесенной Петровым спички и продолжил:

— Так вот, человек Панина кинулся искать того сержанта, чтобы, сами понимаете, составить словесный портрет гражданина Концова и сравнить его с внешностью известного вам геройски погибшего майора. Вот тут везение на время кончилось, потому что оказалось, что сержант погиб при невыясненных обстоятельствах: нашли его с перерезанной глоткой в лесочке прямо за окраиной поселка. Кто с ним так обошелся, не выяснили, а догадки строить… Ну, не знаю… Все-таки, как ни крути, три сотни верст по бездорожью…