Уроки сектоведения. Часть 1.
Шрифт:
Мы видели, что “синтез” оккультизма и науки плодоносит такими мутантами, что и Лысенко и даже “ПУКСы” Войновича выглядят просто эталонами академизма.
И происходит это, в частности, вследствие философской безграмотности теософов.
Вопросу о границе, различающей внефилософский мир мифа и гнозиса от мира собственно философии, немало внимания уделил ведущий российский востоковед В. К. Шохин. Вот краткий реферат его размышления над этой темой:
«Кто были первые индийские философы – «махатмы», тайно руководившие духовной эволюцией человечества из мифической Шамбалы, йоги с птичьими гнездами на голове, отрешенно медитировавшие у подножия Гималаев, или первые теоретики, уже дискутировавшие проблемы познания, бытия и ценностей человеческого существования, как и первые греческие философы? Ответ однозначен и может быть связан только с последним способом решения этого вопроса. Однако он требует разрушения той мифологической картины индийской философии, которая неизбежно складывается в сознании любого непосвященного при обильной инфильтрации в это сознание стереотипов псевдоэзотерической печатной продукции «Международного центра Рерихов» и прочих притязательных, но малобразованных восточных и местных гуру {1328} … Автор настаивает на достаточно простой истине о том, что понятия «индийская философия» и «философия» соотносятся как вид и род. Вследствие этого подхода расхожее представление о том, что «индийская философия» соответствует не столько философии как таковой, сколько особому «жизненному пути», ведущему к «интегральному познанию» теософских истин, представляется автору не менее логически сомнительным, чем, скажем, идея о том, что один из прямоугольников может быть круглым… Автор следует рекомендации неоплатоника Ямвлиха, требовавшего четкого разграничения философии и теургии (букв. «богодействие») {1329} … Греки считали, что философ в отличие от божества
1328
Шохин В. К. История индийской философии. Первые философы Индии. Программа курса. М.. Университете Российской Академии образования. 1995, С. 3.
1329
Шохин В. К. История индийской философии. Первые философы Индии. Программа курса. М.. Университете Российской Академии образования. 1995,сс. 3-4.
1330
Шохин В. К. Первые философы Индии М., 1997, с. 6.
1331
Шохин В. К. Брахманистская философия. Начальный и реннеклассический периоды. М., 1994, с. 290.
1332
Шохин В. К. Брахманистская философия. Начальный и реннеклассический периоды. М., 1994, с. 290-291.
1333
Шохин В. К. Первые философы Индии М., 1997, с. 14
1334
Шохин В. К. Первые философы Индии М., 1997, с. 16.
1335
Шохин В. К. Брахманистская философия. Начальный и реннеклассический периоды. М., 1994, с. 27.
1336
Шохин В. К. Брахманистская философия. Начальный и реннеклассический периоды. М., 1994, С. 29.
Знания реальной научной индологии исключали интерпретацию реальной индийской философии как поэтической грезы, игнорирующей профессионально-научную выучку и искусство рационального поведения. Подобно подавляющему большинству идеализаторов индийской философии, Сантаяна не знал, что в самой Индии под философией понимались вовсе не грезы, но как раз последовательнейшим образом формализованная алгоритмизация правил критического исследования суждений и классификационного анализа понятий онтологического, эпистемологического и аксиологического предметного круга. При этом здесь находилось место и для дискуссии о структуре природного мира, и для систематизации рационального поведения в мире социальном. Потому то, к чему апеллировал американский философ (подобно, на сей раз, большинству его европейских и заокеанских коллег), можно охарактеризовать скорее как лишь тот однозначно дофилософский гносис, который обеспечивал реальной индийской философии как особого рода теоретической рефлексии лишь поле ее функционирования: и общую культурно-историческую заданность ее интересов {1337} .
1337
Шохин В. К. Дж. Сантаяна и индийская философия. // Вопросы философии. 1992, № 4, с. 123.
Так, авторитетнейший философ школы ньяя Ватсьяяна (IV—V вв.) в своем комментарии на "Ньяя-сутры" прямо ставит вопрос о тех дифференциальных признаках, которые отделяют его дисциплину знания от таких дидактических текстов, содержащих "только учение о высшем Атмане", как Упанишады. О том, какие требования предъявлялись к философскому тексту, претендующему на то, чтобы быть авторитетным для знатоков, свидетельствует хотя бы следующий их перечень, представленный в комментарии на "Санкхья-карику" (V в.) под названием "Юктидипика" (VII—VIII вв.): такой текст должен содержать свод кратких нормативных афоризмов (sutra), дискуссию о корректных источниках знания (pramana), дискуссию о "частях" предмета (avayava), положение, описывающее общие компоненты системы «в полноте» (anyunata), дискуссию по поводу "Сомнений", связанных c общими принципами системы (samsaya), дискуссию о специальных технических проблемах (nirnaya), краткие дефиниции (uddesa), более развернутые дефиниции (nirdesa), дискуссию о базовых принципах в "последовательном порядке" (anukrama), дискуссию о технической тер-минологии (samjna), дискуссию в связи с практическим результатом дайной философской системы (upadesa). Следует отметить, что эти нормативы соответствовали реальностям индийского профессионального философствования {1338} .
1338
Шохин В. К. Дж. Сантаяна и индийская философия. // Вопросы философии. 1992, № 4, с. 123.
По определению “Артхашастры” (I-II вв.) философия – это наука, в которой осуществляется “исследование посредством аргументации” {1339} … Уддалака (Чхандогья-упанишада, 6) приходит к своей истине через особое, ему лишь присущее «видение» природы вещей и требует принять свое «откровение» на веру («Верь этому, дорогой»). Удаллаке даже в голову не приходит доказывать свою точку зрения или опровергать альтернативные («устранив» мнение «некоторых», видящих происхождение сущего в несущем, но без затруднений переходит к мифу о том, как Сущее решило себя размножить)… Но с зарождением собственно философской мысли те же вопросы в «Брахма-сутре» обсуждаются уже совершенно иначе. Здесь Бадараяна доказывает свое положение посредством опровержения оппонентов, поскольку может считаться правым только в том случае, если обоснована невозможность отстаивать их контртезис. Таким образом, будучи сходными с точки зрения о чем, риши упанишад и философы веданты полностью разнятся с точки зрения как {1340} … Философия как теоретическое исследование мировоззренческой проблематики посредством применения к ней указанных выше рефлективных процедур, предполагает также наличие и определенной культурной ситуации. Необходимым “минимумом” этой ситуации следует считать наличие в культуре поляризации мнений, дискуссий, “партий”, pro и contra. Критическое исследование мировоззренческих суждений предполагает обоснование и логическую аргументацию, которая вне дискуссии немыслима, ибо эта аргументация оппонента немотивирована (индийского риши Уддалаку и “греческого риши” Мусея никто не подвергал экзамену и не требовал от них доказательств их “положений” и им и не надо было обращаться к аргументации). Философия оказывается возможной,
1339
Шохин В. К. Ф. И. Щербатской и его компаративистская философия. М., 1998, с. 212.
1340
Шохин В. К. Первые философы Индии М., 1997, с. 19.
357
«Мысль о том, что философия как рационалистический дискурс возникла в Индии благодаря полемике, разделяемая и автором данного обзора, все больше утверждается в нашей историко-философской литературе по Индии. Однако порождаемые ею ассоциации с возникновением греческой философии из агона не следует распространять и на роль философского знания в Индии. Если в Греции занятия философией были вполне самоценным предприятием, то в Индии они служили сотериологическим целям. Высшие умственные способности, интеллект, разум никогад не окружались в Индии таким ореолом почтения, как в Греции или Западной Европе, начиная с нового времени. По убеждению индийцев, рациональная мысль не способна создать ничего абсолютного, ее сфера - относительное и конечное, и это все, что она может сказать о тайнах бытия. Разум – лишь инструмент, а инструмент по самой своей природе относителен - он может быть более или менее удобным, но всегда зависит от того, кто его использует, как и для чего. Поэтому знания рационального типа считались в Индии менее ценными, чем знание внерациональное и сверхчувственное, получаемое с помощью йоги и медитации» - Лысенко В. Г. Компаративная философия в России // Сравнительная философия. М., 2000, с. 163 (Первая публикация: Вопросы философии. 1992, № 9, с. 155).
1341
Шохин В. К. Ф. И. Щербатской и его компаративистская философия. М., 1998, сс. 197-198
1342
Шохин В.К. Выступление на «круглом столе»: Проблема «Восток и Запад» в истории философии и единство мирового историко-философского процесса // Философские науки. 1988, № 7, с. 154.
1343
Шохин В. К. Ф. И. Щербатской и его компаративистская философия. М., 1998, С. 246.
На греческом материале – точнее, на материале исследования греческого «агона» (состязания) - к таким же выводам об отличии философии от до-теоретических форм «гносиса» (т.е знания, полученного вне-дискурсивным путем) пришел А. И. Зайцев {1344} .
Те же родовые черты философии выделяет и С. Аверинцев: «Что это был за рационализм? От всех предшествовавших ему состояний мысли и форм познания его резко отделяло наличие методической рефлексии, обращенной, во-первых, на самое мысль, во-вторых, на инобытие мысли в слове. Рефлексия, обращенная на мысль, дала открытие гносеологической проблемы и кодификацию правил логики; рефлексия, обращенная на слово, дала открытие проблемы «критики языка» и кодификацию правил риторики и поэтики. Одно связано с другим: не случайно Аристотель, великий логик, написал также «Поэтику» и три книги «Риторики», и недаром древнеиндийская мысль, дошедшая до гносеологической проблемы, создала также теорию слова, между тем как на пространствах, разделяющих географически Индию и Грецию а явившихся ареной древних цивилизации, не было ни первого, ни второго. Итак, мы вправе назвать рационализм, унаследованный средневековьем от античности, логико-риторическим. Далее, разрабатываемая им логика есть прежде всего техника силлогизма, т. е, дедукции — иерархического движения сверху вниз, при котором общее мыслится первичным по отношению к частному. Итак, мы вправе назвать этот рационализм также и дедуктивным».
1344
Зайцев А. И. Культурный переворот в Древней Греции XVIII-V вв. до н.э.. Ленинград, 1985.
Итак, для философии характерно не только «что», но и «как»: не только и не столько предметное поле рассмотрения делает некий текст философским, сколько метод этого рассмотрения. Философия вообще начинается с полемики с мифом. У до-философского мифа и первых философских систем почти нет различий в том, о чем они говорят (и, пожалуй, даже в выводах, к которым они приходят). Различие – в способе продумывания и проговаривания. Это различие быстро приводит к выявлению собственно философского проблемного поля, к постановке гносеологических и методологических проблем. Итоговая дефиниция может быть такой: философия – «логико-дискурсивная деятельность, обращенная на мировоззренческую проблематику и реализующаяся в контравертивной аргументации» {1346} . Поэтому для историков науки философия начинается с апорий Зенона: у него первого «нет ни заключений по аналогии, столь типичных для мыслителей милетской школы, ни красочной метафорики Гераклита. Рассуждения Зенона, изложенные точной и ясной прозой, являются первым в истории примером чисто логических доказательств» {1347} . Если более ранние мудрецы утверждают и прорицают, то Зенон – говорит на языке аргументов.
1346
Шохин В. К. Философия в Индии // Новая философская энциклопедия. Т.4. М., 2001, с. 201.
1347
Рожанский И. Д. Ранняя греческая философия // Фрагменты ранних греческих философов. М., 1989, ч.1, с. 27.
Так можно ли заметить использование философской методологии в классических теософских текстах?
Сначала возьмем для анализа главный текст рериховского движения – книги, составляющие цикл «Агни Йоги» («Живой Этики»).
Живая Этика «изрекает», но не содержит в себе рациональных аргументов, подтверждающих свои тезисы и анализирующих контрдоводы оппонентов. Она просто императивно изрекает: «Учение о добрых духах воспримите» {1348} .
В мистических рериховских трактатах нет смыслового, логического сюжета; нет эволюции мысли в пространстве одного трактата или даже пункта. Любой из сотен параграфов можно взять и перенести на полсотни страниц — и это ни облегчит, ни затруднит его восприятие. Здесь нельзя найти некий тезис, который, подвергаясь воздействию философской рефлексии, постепенно и логично раскрывает свое смысловое содержание. Эти тексты не столько исходят из одной посылки, сколько ведут к одному и тому же итогу: к необходимости всецелого послушания «Иерархии». Но итог этот изначально дан и продекларирован; он просто повторяется сотни раз вновь и вновь.
1348
Агни-Йога. Откровение. 1920-1941, М., 2002, с. 8.
Рериховцы и сами порой понимали, что логика не всегда на их стороне: «Наша тактика была – "не дать опомниться". Чувствознание в первый момент всегда восхищается прекрасной идеей, но если дать человеку долго подумать, то чаще всего холодный интеллект возьмет перевес» {1349} , - рассказывал Рудзитис Рерихам о деятельности их рижского общества.
И в самом деле, «холодному интеллекту» не найти пищи в агни-йоговском цикле, в котором труд доказательств заменен потоком напыщенных деклараций [358] . Здесь нет доказательств ни фактических, ни логических, ни диалектических.
1349
Письма с гор. Переписка Елены и Николая Рерих с Рихардом Рудзитисом. Т. 1. (1932-1937). Минск, 2000, С. 363.
358
«Я чую, чую, явление чудное уявлено будет. Россия чует новое обстоятельство. Россия чует, что среди русских явится Вождь. Россия ждет русские пути явленные. Чую русское чудо у дверей. Явление Фуямы чуют русские. Русские чуют, что Фуяма может спасти Россию» (Агни-Йога. Высокий Путь (часть 2: 1929-1944). М., 2002, с. 420-421).
«Живая Этика» не несет на себе следов знакомства с историей философии: ссылок на Аристотеля или Декарта, Гегеля или Канта там не обрести. И даже когда имена философов (например, Пифагора или Платона) мелькают в их трудах — они приглашаются туда в качестве “посвященных адептов”, то есть в качестве носителей неких магических знаний, а не в качестве собственно философов [359] , а Платону вообще пришлось отдать свое имя некоему духу, который от его имени являясь Рерихам, рассказывает им занятные байки о жизни на других планетах…
359
Отсюда, например, весьма показательная оценка добротной историко-философской книги Л. Я. Жмудя “Пифагор и его школа” (Л., 1990) в рериховском журнале: “Автор добросовестно трактует достижения Пифагора в традиционной математике, музыке, астрономии и медицине, но не имея достаточного представления об эзотерике, ставит под сомнение СУТЬ философии великого мыслителя, будто бы ошибочно приписанную ему” (Долгин Ю. И. Нумерология — гипотетическая математика. // Дельфис. №2, с. 87).