Ускользающая тень
Шрифт:
Сажусь рядом с Фейном. Долгое время просто молчим. Первой тишину нарушаю я:
– В принципе некоторое время мы сможем от них отбиваться. Если поднимемся вот на тот склон.
Фейн в очередной раз награждает меня снисходительным взглядом, будто ребёнка, как бы говоря «ну ты и выдумаешь». И он, конечно, прав. Можно было задержать их около узкого разлома, но этот участок они уже преодолели. Кроме того, с ними будут лучники, которые нас на этом склоне мгновенно пристрелят.
– Ты так и не дорассказал свою историю, – вдруг вспоминаю я.
Фейн
– Про с'тани. Древних людей, которые были одной расой.
– Ты помнишь, – произносит Фейн, и всё лицо его озаряет самая искренняя на свете улыбка. Зрелище совершенно удивительное, словами не описать.
Фейн устраивается поудобнее и начинает рассказ. Причём говорит, словно учитель с учеником. Вспоминаю, что Фейн мечтает стать первым представителем народов, живущих на поверхности, поступившим в университет в Бри Атке. В первый раз отмечаю, что научная карьера как раз для него.
– Давно-давно было два народа, с'тани и а-яка-ай – подземные люди, теперь вы их зовёте умбра, краггены и йа-йин. Они уже тогда жили под землёй, а с'тани под солнцами. В те времена они ходили под небом без одежды. Но потом солнца им за это отомстили, и настали тяжёлые времена. Пришла болезнь, и с'тани злились и винили в этом друг друга. Так один народ поделился на много. А потом они все ушли под землю, чтобы убежать от болезни. Гурта, банчу, хааду и сорок племён, которые теперь перемешались и стали Эскаран.
– Не так уж и перемешались, – возражаю я. – До сих пор все знают, кто от кого происходит. Ринн – венья, они здоровенные, как крайлы, и с крупными лицами. У фента рыжие волосы и жёлтые глаза. У натка красивые, гармоничные лица.
– А какие есть твои люди? Ты из племени массима.
– Маленькие, с тёмными волосами, карими глазами и смуглой кожей. Я типичная массима. А вообще-то с нашими национальностями не так всё просто. Ребёнок может принадлежать племени либо отца, либо матери. Иногда выбирают то, какое ему больше поможет в жизни.
– А твой сын?
– Массима, – отвечаю я. – Венья он никогда не был. Рассказывай дальше.
– Одни пошли под землю, а другие не хотели. Они назвали себя а-Сура-Сао, что есть означает Дети Солнца. Они надеялись преодолеть болезнь и получить…
Фейн разводит руками, не в силах подобрать нужное слово.
– Иммунитет?
– Да. Как с другими болезнями. Они думали, многие умрут, но те, которые выживут, уже никогда этой болезнью не заболеют. Они сказали – мы докажем нашим братьям и сёстрам, что бежать не надо. Лучше умереть здесь, чем жить внизу. Они будут помнить нас, а потом вернутся, и мы опять будем жить под небом все вместе.
– К сожалению, не получилось, – произнесла я, выглядывая из-за стены. Вдалеке переговариваются гурта. Вечно у них рты не закрываются. Вот ведь народ – поразительно упёртые и так же поразительно неорганизованные.
– Многие умерли, пока мы не поняли, что надо делать с этой новой болезнью, – продолжает Фейн. – Стало хуже. Но мы научились,
– Но они так и не пришли.
– Пришли, но через долгое-долгое время. Они нас забыли. Мы их приветствовали, а они нас убили. Они нас испугались, говорили, что мы дикари.
– Кто были эти люди? Наши? Эскаранцы?
– Не помним. Мы вас тогда не различали. И после этого мы решили. Пусть вы сами учитесь. Вы не заслужили, чтобы мы вам помогали. – Фейн неопределённо пожимает плечами. – Мы ходим только совсем близко под землю, чтобы торговать и меняться. Но ненадолго.
– Отчуждение порождает враждебность, – изрекаю я. – Так всегда бывает.
– Ты это знаешь и всё равно ненавидишь гурта.
– Уж кто-кто, а я на это право имею. Гурта убили моего мужа. И взяли меня в рабство, когда я была маленькой девочкой.
– Не только, – качает головой Фейн. – Есть ещё другое.
Понятия не имею, как он догадался. Иногда проницательность Фейна даже пугает. Киваю, но откровенничать не собираюсь.
– И всё равно ты ими восхищаешься.
– Да! – рявкаю я. – Ты прав. А кто бы не восхитился? Я жила среди них. У них выдающаяся культура, поэзия, произведения искусства, технические изобретения, а песни и книги такие, что ты рыдать над ними будешь. Но при всём при этом гурта цепляются мёртвой хваткой за эти свои древние законы и правила. Из-за них нам никогда не договориться, вот почему мы всё время воюем. Эскаранцы хвалят гурта, только когда наши учёные найдут развалины какого-нибудь их великого города. Тут сразу начинаем ахать – какое чудо мы разрушили! Всем сразу становится стыдно, а потом как ни в чём не бывало затеваем новую свару, и дело опять заканчивается тем же!
Вдруг осознаю, что кричу. Как бы гурта не услышали. Есть у Фейна такое неприятное качество – вечно за живое заденет. Поспорить готова, он это делает специально.
– Мне очень неприятно, что приходится признавать их хорошие качества, – добавляю я, на этот раз тише. – Ненависть к врагу должна быть чиста, подобно боевому клинку. Нельзя позволять себе восхищаться врагом, или у тебя не хватит духу убить его.
Фейн смотрит на землю меж раздвинутых колен и о чём-то размышляет.
– У нас есть… как это… поговорка. По-вашему примерно вот так. Ненависть похожа на огонь. Того, кто разжигает её в сердце, она сожжёт.
Уже придумываю язвительный ответ, но потом передумываю. Очень хорошая пословица, правильная и всё такое, но добрые советы, которым ты не в состоянии последовать, всегда раздражают. Что он мне предлагает – перестать ненавидеть? Как просто. Может, мне тогда ещё день с ночью местами поменять?
Не успеваю об этом подумать, как вдруг замечаю, что света в пещере стало меньше. Глазам своим не верю.
– Готова? – спрашивает Фейн, поднимаясь на ноги. Молча смотрю на него, не в силах выговорить ни слова. Темнеет прямо на глазах.