Условия выживания
Шрифт:
– Тебя что-то гложет, сынок?
– хладнокровно спросил Джемпсон.
– Если это произойдет, я дам вам знать, - ответил парень, сверкая глазами.
– И зовут меня не "сынок", а Билли Бантервиль. Вот кто я такой, и я буду таким, а если кто-нибудь думает иначе, я с удовольствием ра зорву его на куски... разорву на куски... разорву на куски... О боже, с меня просто кожа слазит, что же с ней происходит, кто сжег предохрани тели моих нервов, почему кипит мой мозг? У меня болит голова, мне нужно, мне нужно...
Толстяк взглянул на араба
47
кукла, зрачки его расширились так, что белка не было видно совершенно, на лице его было выражение неописуемого счастья. Через мгновение он исчез.
– Неплохой метод избавления, - заметил Джемпсон, который наблюдал за происходящим без каких-либо эмоций.
– К чему вам такой тип?
– От него есть определенная польза, - ответил толстяк.
Девушка уже оправилась от шока.
– В том-то и дело, - сказала она.
– Каждый из нас приносит опреде ленную пользу, каждый обладает чем-то необходимым для других. Вы можете рассматривать нас, как единое целое.
– Ясно, - сказад Джемпсон, хотя он ничего не понял.
– Выходит так, что каждый из вас незаменим.
– Отнюдь нет, - ответила девушка.
– Как раз наоборот. Каждый из нас постоянно находится в страхе, что его заменят. Вот почему мы стараемся держаться вместе - чтобы избежать внезапной и преждевременной замены.
– Ничего я не пойму, - сказал Джемпсон, хотя сейчас он все пре красно понимал. Он помолчал, но было ясно, что никто уже не собирается распространяться по этому поводу. Джемпсон пожал плечами, внезапно по чувствовав себя неуютно в этой жуткой тишине.
– Думаю, что пора уже пе реходить к делу?
– спросил он.
– Если вас это не затруднит, - сказал высокий араб.
– Ну конечно же нет, - сказал Джемпсон. Присутствие араба настора живало его. Все они пугали его, за исключением девушки. Он уже имел кое-какое представление о ней - и кое-какие планы.
Через пятьдесят ярдов от дома Джемпсона тщательно расчищенный уча сток заканчивался, и тут же начинались джунгли - вертикальный зеленый лабиринт, в котором кажущиеся бесчисленными беспорядочно разбросанные плоскости бесконечно отступали к какому-то невидимому центру. Джунгли были непрерывным повторением, непрерывной регрессией, непрекращающимся отчаянием.
У самого края джунглей, невидимые для присутствующих на полянке, стояли двое мужчин. Один из них был местным жителем, малайцем, если су дить по коричнево-зеленой повязке на голове. Он был небольшого роста, коренастый, и крепко сложен. Выражение его лица было задумчивым, мелан холичным и настороженным.
Его спутником был белый человек, высокий, сильно загорелый, лет тридцати, симпатичный в широком смысле этого слова, одетый в желтый ба лахон буддистского монаха. Несоответствие между его видом и одеждой те рялось в фантастических диспропорциях окружавших его джунглей.
Белый уселся на землю, скрестя ноги и глядя в противоположную от поляны сторону. Он находился в состоянии предельного расслабления. Ка залось, что его серые глаза смотрят в одну точку.
– Туан, этот человек, Джемпсон, вошел в дом, - произнес наконец туземец.
– Знаю, - ответил белый.
– Сейчас он возвращается. Он несет в руках какой-то предмет, за вернутый в холстину. Этот предмет небольшого размера, возможно, одна шестая головы молодого слона.
Белый ничего не ответил.
– Сейчас он разворачивает холстину. Внутри находится какой-то ме таллический предмет сложной формы.
Белый кивнул.
– Они все сгрудились вокруг этого предмета, - продолжал туземец. Они все довольны и улыбаются друг другу. Нет, не все. У араба какое-то странное выражение на лице. Это не выражение недовольства, это какое-то чувство, которое я не могу описать. Нет, могу! Араб знает о чем-то, чего не знают остальные. Этот человек считает, что у него есть какое-то не известное никому преимущество.
– Тем хуже для него, - ответил белый.
– Остальных спасает их неве жество. Опасность этого человека заключается именно в его знаниях.
– Ты предвидел это, Туан?
– Я читаю то, что написано, - ответил белый.
– Способность к про чтению - это мое проклятие.
Туземец вздрогнул, удивленный и неприятно пораженный. Какое-то странное чувство жалости возникло у него к этому человеку, обладающему удивительными талантами и в то же время такого уязвимого.
– Сейчас этот предмет держит в руках толстяк, - сказал белый.
– Он отдает деньги Джемпсону.
– Туан, но ведь ты даже не смотришь на них!
– Тем не менее, я вижу.
Туземец отряхнулся, как собака. Этот добрый белый человек, его друг, имел власть, но сам он находился в руках еще более властной силы. Да, так оно и было, но лучше не думать о подобных вещах, ведь судьба белого человека не была его судьбой, и он поблагодарил за это господа бога.
– Сейчас они входят в дом Джемпсона, - сказал туземец.
– Но ведь ты уже знаешь об этом, Туан, да?
– Да. Я не могу не знать об этом.
48
– И ты знаешь о том, что они делают внутри дома?
– И это тоже, я не могу этого избежать.
– Скажи мне лишь то, что я должен услышать, - внезапно сказал ту земец.
– Я тебе уже давно говорил об этом, - сказал белый. Затем, не гля дя на туземца, он сказал: "Ты должен оставить меня, покинуть это место. Переезжай на другой остров, женись и займись делом."
– Нет, Туан. Мы связаны друг с другом, ты и я. Это неизбежно. И ты сам это знаешь.
– Да, знаю. Но иногда мне хочется сказать себе, что я ошибаюсь, что я не могу ошибиться хотя бы раз. Много я бы дал для того, чтобы ошибиться.