Успокой моё сердце

АlshBetta

…Просила за Джерома, умоляя помочь этому маленькому, светлому ангелу превозмочь ужасы, пережитые в столь раннем возрасте и стать обыкновенным, счастливым ребенком. Беззаботным.

…А сейчас я прошу за Эдварда. За этого невероятного, противоречивого мужчину. За сильного и невероятно слабого одновременно. За уязвимого, хрупкого человека, запутавшегося и нуждающегося в помощи. Я прошу позволить ему отдохнуть – от покушений, мафии, терзаний о будущем сына. Позволить дышать свободно хотя бы несколько часов…

Господи, я прошу тебя

оставить его с нами. На такое долгое время, какое в принципе возможно для людей. На такое, какое позволит ему стать счастливым.

Пожалуйста!

Судорожно вздыхая, игнорируя обосновавшиеся на щеках слезы, наклоняюсь к Эдварду, кусая губы. Мягко прикасаюсь ими к солоноватому, вымокшему лбу, полной грудью вдыхая знакомый аромат. Не отстраняюсь, пока мужчина не замолкает. Пока все бормотания, шепот и другие звуки, сопровождающие его последние полчаса, не пропадают…

*

Тельце Джерома – маленькое и теплое – лучше любых успокоительных. Лежу, тесно к нему прижавшись, напряженно глядя в окно, за стеклом которого начинает серебриться утро. Мягкими волнами туман покрывает могучие стволы сосен, стелется по траве, заполняет воздух, укрывая белый особняк от посторонних глаз - его невозможно разглядеть из леса сегодня…

Хоть какое-то ощущение безопасности. Чем больше наблюдаю за тем, что происходит, тем больше сомневаюсь в нашей защищенности.

И действительно – о какой защищенности может идти речь, когда предают те, в ком был уверен?

Марлена.

Марлена, которой и я, и Эдвард безоговорочно доверяли, сделала… то, что посчитала нужным. Разумеется, из-за смерти дочери, разумеется, от горя, разумеется, её можно оправдать, но…

Я не могу. Не могу, вспоминая вопли моего похитителя в ночной тишине.

Не могу, вдыхая запах белокурого ангела в моих объятьях.

Каллен не прав – он может защитить Джерома даже в одиночку. А я навряд ли смогу и со стеной из телохранителей. Если бы по вине домоправительницы Smeraldo не смог…

«Вовремя позвонили».

Поворачиваю голову, поспешно утыкаясь лицом во влажную наволочку подушки. Слезы давно кончились, их остатки – все, что могут предложить глаза. Но не нужно, чтобы Джерри слышал меня.

Кровать теплая. Под толстым одеялом, на свежих простынях, с подушками, огромными, пуховыми, белыми, как снег, спать – одно удовольствие. Однако сна нет.

Едва закрываю глаза, сознание с готовностью выуживает из недр памяти все связанное с попытками расправиться с Эдвардом, разрисовывая их ярчайшими из возможных красок.

Вот испуганный Джаспер после того, как сообщил мне об отравлении.

Вот дрожащий мужчина, прижимающийся ко мне, сгорающий в бреду, пока его организм усиленно пытается побороть яд.

Вот изувеченные, густо покрытые кровью ладони, которые протягивает мне Каллен, шепча, что все закончилось.

Вот

эта ночь… удар в плечо, хриплый голос, потухающая в малахитах надежда на спасение…

Я свожу себя с ума подобными нескончаемыми размышлениями, но ничего не могу поделать. Остановить их непосильная задача. Иногда, кончаясь внезапно и быстро, они вспышкой нового воспоминания делают лишь больнее. Разрозненные, не всегда законченные, полупрозрачные и тяжелые, неподъемные, невероятно изматывают. Глаза саднит от напряжения, а руки, стискивающие простыни, отзываются болью в побелевших костяшках. Как я хочу спать. Как сильно хочу немного побыть там, где нет ужаса реальности!

Перестаю надеяться на то, что желание исполнимо, когда надо мной все же сжалились. Отпустили.

Я проваливаюсь куда-то вниз, утрачивая связь со всем, что было и есть рядом, как раз в тот момент, когда зеленые часы напротив кровати демонстрируют время: шесть часов утра.

Просыпаюсь быстро и внезапно. Открываю глаза, почти подскакивая на кровати. Часто моргаю, пытаясь понять, что заставило меня так скоро выпутаться из царства сновидений. Ответ приходит через пару секунд. Все теми же электронными квадратными цифрами. 9.30. Проспала.

Опасливо оглядываюсь на по-прежнему сладко спящего малыша, раздумывая, могу ли я ненадолго его оставить.

Могу.

Не удосуживаясь ни малость причесаться, ни сполоснуть лицо, ни даже переодеться во что-то более привычное, чем розовато-лиловая пижама с коротким рукавом, покидаю кофейную спальню.

Коридор за дверью холодный. Хорошо проветриваемый и всегда пустой, он выглядит мрачно, как ледяное царство Снежной королевы. Тем более, за толстыми окнами ещё проглядывают остатки снега на черной земле.

Я поспешно подхожу к нужной двери, с удивлением встречая крохотную щелочку между дверным проемом и деревянной заставой. Выглядит она довольно странно, если учесть, что все остальные входы плотно закрыты. Впрочем, это так же можно расценивать как подтверждение того, что мистер Флинн, как и обещал, приехал.

Я уже собираюсь пройти внутрь детской, но, вовремя услышав тихие слова из-за деревянной заставы, отдергиваю от неё руку.

– Восемьдесят пять процентов… – сообщает голос доктора, повисая среди немых стен. Здесь слишком тихо. Слышно все, в том числе непонятный разговор. Большую его часть.

– Не вариант, - отзывается ему другой, негромкий и более хриплый. Со знакомыми бархатными нотками.

Увлекшись звучанием баритона, видимо, пропускаю следующую фразу доктора, а потому ещё один ответ Эдварда так и остается непонятым:

– Невозможно обойтись…

– Мистер Каллен, препарат не так… а…

Не могу понять. Слушаю внимательно, вникая в каждое слово, но некоторая их часть сквозь стены пройти не может.

– И цифры неизменны? Что насчет лаванды с валерьянкой?

Смешок доктора выходит усталым.