Успокой моё сердце
Шрифт:
– Марта, Марлена, Кай, - шепотом перечисляет мужчина, резко выдыхая, - вся эта канитель…
Получаю то, чего так жду, когда глаза Эдварда все же отрываются от кровати. Касаются меня, не прячась. Как ночью после «теплого».
– Я ненавижу это, - с чувством произносит мой похититель, стиснув зубы, - я ненавижу, но ничего не могу сделать. От Организации нельзя освободиться, - он скалится, вынуждая меня нахмуриться. Глаза искрятся чем-то непонятным и даже пугающим. На миг, как и с Марленой кажется, что Эдвард помешался.
–
Завороженно смотрю на него, стараясь заставить тело и сознание хоть что-нибудь сделать. Как назло, они будто бы заморожены.
Король в шахматах? Одинаковые ходы?..
– Зачем ты это выбрал? – непонимающе спрашиваю я, сама пугаясь своего вопроса. Направление действий в корне не верно.
– Я ничего не выбирал, - Эдвард запрокидывает голову, поджимая губы, - все, что от меня зависело: кем я буду на доске. Казалось, что король все же важнее. Надо было остаться пешкой.
– Разве ты смог бы тогда защищать Джерри? – в этот раз гляжу на мальчика с болью.
– Пешку ведь легко скинуть со счетов.
– Если бы все шло как надо, если бы не король, Джерома бы не было вообще, - мужчина тяжело вздыхает, поворачиваясь на бок. Одной рукой прижимает к себе сына, другой притягивает ещё ближе, насколько это возможно, меня.
– Я не хотел детей, - нахмурившись, признается он, поглаживая плечики малыша, - мафия и ребенок несовместимые понятия. Это дело рук Ирины. Она с самого начала навредила ему, позволив родиться у нас.
– Ты любишь его больше всех, Эдвард… никто бы не смог любить его так сильно.
– Ты смогла.
– Это не одно и то же, - нерешительно бормочу, робко глядя на мужчину.
– Ты права, не одно, - он наклоняет голову, целуя макушку ребенка, - но его место не здесь. И не рядом со мной, Белла. Я его только мучаю.
– Нет, - твердости в моем голосе можно позавидовать, - никто никого не мучает. Вы делаете друг друга счастливыми.
– Ему нужно было родиться в другой семье, - будто бы не слыша меня, продолжает Эдвард, - с такой матерью, как ты, и с отцом, вроде Джаспера. Только не телохранителем… администратором, уборщиком, рабочим – кем угодно из гражданских. И жить в безопасности.
– Без его папочки безопасность ничего не стоит, - отрицаю я, качнув головой. С некоторым опасением отрываю одну из рук от плеча моего похитителя, прикасаясь ею к его щеке. Медленно провожу пальцами вверх-вниз, - не смей ничего такого думать.
– Не думать? – Эдвард фыркает, но лежит так же неподвижно, как раньше. Не хочет прекращать прикосновения, - он живет столько, сколько живу я. А я не знаю, насколько меня хватит…
От неожиданности,
– Что ты такое говоришь? – недовольно восклицаю я.
– Они все были правы: я могу убеждать себя в том, что спасу Джерома сколько угодно. Но признать правду все же стоит: пять лет, десять, максимум: пятнадцать. Но это, конечно, маловероятно.
Это правда он? Человек, так страшно любящий, так страшно защищающий, пытающийся спасти своего маленького ангела? Он рассуждает о его смерти, и о своей собственной, как о просмотре какого-то фильма с завораживающим сюжетом.
Либо я схожу с ума, либо Эдвард, переволновавшись за сына, говорит такие сшибающие с ног глупости.
– Тебе всего сорок четыре…
– Мне уже сорок четыре.
Прикрываю глаза, сглатывая поднимающееся изнутри негодование. Мужчина терпеливо ждет моей реакции, внимательно глядя прямо в глаза.
– Тебе действительно лучше поспать, - неодобрительно сообщаю я, прерывая этот разговор и разглаживая бронзовые волосы, спутавшиеся у его лба, - вы оба устали.
– Я устал… - подтверждает мужчина.
– Ну вот видишь, - киваю, подтягивая края второго одеяла к его плечам, - я была права.
– Но эту усталость сном не снимешь, - отрицает мой похититель, видимо продолжая свою прошлую фразу, - я вообще не знаю, чем её снимать.
– Я знаю, - натянуто усмехаюсь сама себе, не допуская возможности затянуть эту тему дальше. Обдумать все время найдется. И уж потом, в более спокойной, более располагающей обстановке мы поговорим.
Глажу скулы моего похитителя обеими руками, дожидаясь, пока он закроет глаза.
– Засыпай, - замечая, что делать подобное он явно не намерен, мягко прошу я.
– Флинн придет… - пробует упорствовать Каллен.
– Придет - я разбужу, - на этот раз улыбаюсь робко, но искренне, - обещаю.
Сдавшись после трехсекундного внимательного малахитового взгляда, Эдвард все же делает, что я прошу. Подобно Джерому, усмехнувшись, застывает на подушках, глубоко вздохнув.
Не перестаю прикасаться к нему, наблюдая за постепенно расслабляющимся лицом. Морщинки исчезают, кожа возвращается к более-менее нормальному цвету. И даже пальцы левой руки, перекочевавшей с ладоней на локти, держат уже не так крепко.
Начинаю думать, что он уснул, вслушиваясь в звенящую тишину детской, как опровергая предположения, бархатный голос прерывает молчание:
– Я хотел, чтобы он забыл, - тихо докладывает мужчина, взглянув на меня с раскаяньем, - я не думал, что все получится так… плохо.
– О чем ты? – с неожиданной даже для себя лаской интересуюсь я, пальцы прикасаются к его коже нежнее.
Малахиты светлеют. Настороженность и удрученность пропадают сами собой, испаряясь, как вода на жарком солнце.