Успокой моё сердце
Шрифт:
– А Италия? – он хмурится, а пальцы чуть сильнее сжимают ладонь, привлекая внимание. Малахиты тянут взглядом к своему обладателю и почти уверена, что долго сопротивляться им у меня не получится.
– Итальянский – прихоть Маркуса, - неслышно бормочу я.
Ну вот, сказала. Не так страшно, как казалось вначале.
Ожидаю лишь реакции Эдварда. И ожидаемое получаю. Разве что, не совсем такое, как представлялось.
Шумно выдохнув, мужчина внезапно обоими своими ладонями обхватывает мою, прижимая к губам. Дважды целует, потирая пальцы.
–
Подобное обещание настораживает и, если честно, малость пугает. По-моему, слишком бурно на такое простое предложение. Он ведь не знает достаточно, верно?.. Откуда?! По спине пробегает табун мурашек.
– Где мы будем жить в Сантьяго? – резко меняю одну тему на другую надеясь, что он позволит. Не хочу сегодня думать о Черном Вороне, пожалуйста! Это наш единственный отпуск. Больше его и вовсе может не быть.
– На вилле. Джаспер приобрел её пару лет назад, - он принимает мое предложение, нисколько не противясь. Разве что, руку до сих пор не отпускает.
– А почему мы?.. – пытаюсь продолжить, но тщетно. Каллен прерывает.
Одним движением сдернув скатерть и телефон со столика, Эдвард негромким щелчком заставляет его прижаться к стене. И, отбросив ненужные вещи на кресло возле моего, кивает на соседнее.
– Иди сюда, - зовет к себе, убирая подлокотник, - я не укушу, не бойся.
– Я тебя не боюсь, - поджав губы, сообщаю я. И пересаживаюсь.
Отсюда вид в окошки открывается что надо. Если бы не темнота, конечно…
– Какая смелая viola, - с легкой усмешкой произносит мужчина, притягивая меня к себе. Обнимает, ощутимо согревая.
– Какой теплый smeraldo, - шепчу, уткнувшись лицом в его грудь, чем вызываю приглушенный смешок.
– Ты даже камни заставляешь греться, - с нарочитой серьезность произносит он, пригладив мои волосы, - цветы нынче волшебные. И красивые, к тому же.
Рдеюсь, посильнее прижавшись к нему. Смущенную улыбку скрыть не получается – да и кому это нужно?
К тому же, не думаю, что от Эдварда в принципе можно что-то скрыть…
– И все же лучше поспать, - сам с собой рассуждает Каллен, потирая мои предплечья, - отказы не принимаются.
– А как же о том, что буду делать, что захочу? – подавляя зевок, интересуюсь, слушая ровное биение его сердца.
– Сегодня мы сделаем исключение, - хитро заявляет он, но затем тихо и серьезно добавляет:
– Но только сегодня.
Посмеиваюсь, хотя отказываться и вправду не собираюсь. Чувствую себя уставшей после долгого дня.
Знаю, что в безопасности. Знаю, что в безопасности те, кого люблю. А большего… большего мне и не нужно.
– E quando le arance fioriscono, la primavera verr`a (и когда зацветут апельсины, весна придет), - повторяет последние слова из своей недавней колыбельной Эдвард, прежде чем я
*
– Это просто сон…
Тихий голос, почти сливающийся с гудением двигателя за иллюминаторами, звучит очень нежно. Слышу его, постепенно выпутываясь из оков сновидений и окунаясь в действительность. Не двигаюсь, молча оценивая обстановку. Пальцы натыкаются на что-то теплое, укрывающее мое тело. Знакомая ткань… черная, насколько помню… пальто?
Приоткрыв один глаз, проверяю догадку. Подтверждается.
– Я никому тебя не отдам, - отвлекая от верхней одежды Эдварда, создающей вокруг меня ореол уюта, говорящий напоминает о себе новыми словами. Не шевелясь, полуприкрытыми глазами обвожу салон. Действие, привлекшее внимание, сосредоточенно возле кожаного диванчика – постели Джерри.
Впрочем, белокурой головки на прежнем месте – взбитой подушке – нет. Среди расстеленных простыней – тоже. Нахожу её лишь благодаря золотистой пижаме, выгодно выделяющейся своим цветом на фоне темно-синей рубашки, к которой она прижалась.
Джером, обнимая Эдварда, клубочком свернулся в его руках, приникнув к груди. Покрасневшие ободки глаз и подрагивающая нижняя губа без лишних разъяснений дают понять, почему малыш не спит.
Наполовину высохшие слезы подкрепляются новыми, когда вздрогнув, мальчик крепче жмется к папе.
Первое желание: встать и узнать, в чем дело, но сдерживаю себя. Впервые после того самого случая с сосной вижу, как Эдвард наедине успокаивает сына. И что-то подсказывает, что моего присутствия здесь не нужно. Они замечательно справляются сами.
Стараясь не издавать лишних звуков и, разумеется, не двигаться, тихонько наблюдаю за происходящим. Готовлюсь при первой же необходимости снова претвориться спящей, дабы не разрушить повисшую в темном салоне идиллию.
Немного выгибаясь в ласковых объятьях, Джерри запрокидывает голову, что-то произнося розовыми губками. Парочку неслышных всхлипов прерывают его, заставляя повторять слова. Испуг и непонятливость запечатлеются на детском личике.
Эдвард наклоняется чуть ближе к сыну, глядя, как в зеркало, в собственные глаза. Шепчет уверенно и ясно, не давая никакой возможности усомниться в своих словах:
– Мама поступила отвратительно. Но такое больше никогда не случиться.
Джером жмурится, чуть-чуть, совсем немного, прикусывая губу.
– Я не допущу, - клятвенно обещает мужчина, приподнимая правую руку и тем самым устраивая белокурую головку возле своего плеча; целует бледный лобик - обещаю.
На пару секунд в салоне повисает тишина. Малыш молчит, уткнувшись лицом в рубашку мужчины и крепко-накрепко обвив его шею своими руками. Верит.
Впрочем, вспоминает о чем-то важном довольно скоро. Нерешительно отстраняется, нахмурено взглянув на папу.