Уст твоих бурный ветер
Шрифт:
– Я знаю, - улыбнулся Суддар.
– Я знаю…
Позже, когда они, разгоряченные, лежали бок о бок, Тарона прошептала:
– Суддар, ты великолепен. Могу я попросить тебя еще кое о чем?
– Сейчас, Тара, только передохну немного, - согласился Суддар, поглаживая пальцем ее напрягшийся сосок.
– Все, что угодно.
– Нет, милый, помимо любви.
– Да?
– насторожился дворецкий.
– Говори.
– Мне нужны статуэтки, Суддар, говорящие идолы. Мои племена разбросаны далеко друг от друга. Я не смогу быстро поднять их все, когда придет время. Барадаил дурак, он не увидит даже костер темной ночью. Но ты-то меня понимаешь, ведь так?
– Пантера ты моя яростная!
– вздохнул Суддар.
– Я бы с радостью, но если он узнает, что я нарушил его прямой приказ…
– А с чего ты взял, что он узнает?
– удивилась Тарона.
– Он что, пересчитывает идолов каждый день? Ни за что не поверю. Я ему не скажу, ты - тем более. Так чем ты рискуешь?
Ее пальчики путешествовали по груди и животу дворецкого, опустились к паху. Суддар вдруг почувствовал, что к нему возвращается мужская сила.
– Ох, Тарона… - вздохнул он.
– Нет.
– Да!
– настойчиво прошептала тарсачка.
– Да! А потом, когда мы вернемся с победой, я сделаю тебя Великим Скотоводом…
– Да, - согласился Суддар и, не в силах более сдерживаться, впился губами в грудь королевы.
По лицу Тароны скользнула торжествующая улыбка.
Тем же вечером из Граша на юг галопом ушел небольшой тарсачий отряд. Суровые воительницы железной стеной окружали свою повелительницу, погруженную в мрачные мысли, готовые в любой момент отразить нападение. Закатное солнце бликовало на гладкой темной коже симан-телохранительниц, на иссиня-черном оружейном металле, на золотой диадеме Тароны.
Это же самое солнце, лишь стоящее немного ниже над горизонтом, светило в спину одинокому путнику, закутанному в потрепанный плащ. Несмотря на довольно теплый вечер, глубокий капюшон скрывал его лицо. Не слезая с седла, путешественник показал саламирскому стражнику серебристую дорожную бляху и в обход нескольких торговых возов проехал в ворота. Попробовавшего возмутиться возчика солдат равнодушно ткнул древком бердыша в живот. Булькнув горлом, тот заткнулся и больше не возникал, даже когда с него слупили пошлину вдвое против обычной.
Конь путешественника простучал подковами по дощатым настилам купеческой улицы, свернул в узкий загаженный переулок и, петляя, выбрался к задней двери ограды тапарского Храма. Спрыгнув с седла и постучав условным стуком, он не глядя бросил поводья привратнику и быстрым шагом взлетел по крутым ступеням к одной из жилых построек. В келье он сбросил плащ, обнаружив под ним скромную личность брата Перуса, личного секретаря Настоятеля. Наскоро помолившись и сменив мирскую одежду на привычную рясу, он прошел к соседней келье и тихо поскребся в дверь.
– Кто там?
– недовольно откликнулись из-за двери.
– Я, мой господин, - сообщил Перус, выбивая нетерпеливую дробь носком ноги.
– Вести от Кумана.
– Входи.
– Куман просил передать послание, - секретарь осторожно положил на стол Настоятеля пергамент, запечатанный восковой бляшкой с оттиском орла.
– Его полный отчет.
– А на словах?
– тени от огоньков свечей метались по лицу брата Семлемена, не давая разобрать его выражение.
– Что он передал на словах?
– Радостных вестей нет, - вздохнул секретарь.
– Южане определенно собираются воевать. Сураграш кипит, как котел на медленном огне. В степях множатся разбойники из числа обнищавших скотоводов, сиречь ахмузы. Торговым караванам опасно ходить без сильной охраны, плата которой съедает всю прибыль. Пылевые бури на юге разрастаются. Случалось, они засыпали песком целые стада вместе с пастухами. В Граше и других городах косятся на северян, вступить в разговор в кабаке почти невозможно - могут побить или даже зарезать. Куман потерял двоих, после чего приказал своим людям не нарываться попусту. Сбор слухов и фактов в Граше в основном идет через местного торговца, именем Куранга, но о его лояльности мы можем лишь догадываться.
– Про неприязнь я знаю и так, - брови Настоятеля сошлись к переносице.
– Что насчет численности южных банд?
– Сложно сказать. Племена разбросаны по всему Сураграшу, кто и когда захочет повоевать и захочет ли - неясно. Можно выделить две наиболее активные группы племен - тарсаки и гуланы. Они пока не слишком сильно пострадали от землетрясений и засух, но это лишь вопрос времени. Еще их сдерживает давняя нелюбовь друг у другу, но и она испарится, словно лужица под пустынным солнцем, дай только повод для войны с нами. Учитывая, что и те, и другие весьма воинственны, именно они представляют для нас наибольшую опасность.
– А если стравить их друг с другом?
– брат Семлемен побарабанил пальцами по столу.
– Возможно, резать друг друга им покажется сподручнее, чем отправляться в дальний путь?
– Не выйдет, - отрицательно покачал головой секретарь.
– Их жрецы не устают напоминать про табу. Лет пятьдесят назад из-за такой войны степи сильно обезлюдели, и жрецы всех богов запретили тарсакам и гуланам воевать. Главную роль…
– А, припоминаю, - остановил его Настоятель.
– Действительно, табу. Наверное, можно справиться и со жрецами, но нужно время. Ладно. Что по численности?
– Тарсаки распылены по огромным степям между Западным и Южным хребтами, собираться в кучу им долго. Вероятно, они смогут выставить тысяч тридцать-сорок всадников единовременно, плюс к тому еще тысяч сто-сто пятьдесят в течение года или около того. Гуланы не так многочисленны, так что их войско составит тысяч десять всадников и тысяч восемь-десять пеших.
– Итого шестьдесят тысяч в худшем случае, преимущественно конники, - подвел итого Настоятель.
– Что с остальными?
– Сапсапы не слишком многочисленны и довольно миролюбивы. Но они сильнее других пострадали от бурь и извержений огненных гор. По слухам, уничтожена почти половина их пастбищ. У них нет иного выхода, кроме как пытаться захватить новые территории. В Граше все давно поделено, и ввязываться в войну за передел земель они вряд ли захотят. Силы не те. Поэтому сапсапы с охотой поддержат тарсаков с гуланами в их войне против Севера. С их стороны можно ожидать выставления тысяч пятнадцати или двадцати воинов, в основном пеших.