Утерянное Евангелие. Книга 2
Шрифт:
Глаза Мары заискрились, в них дышала сама жизнь. Она глубоко вздохнула и положила руку на сердце.
– Те же слова…
– А-а-а… – перебил Шимон. – Слова, слова, слова. Это ловушка для Мары и верных.
– В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог… – ответил Павел языком Библии.
Шимон не нашелся что сказать и замолчал.
– Продолжать? – почти сердито спросил Петр. – Брат мой Шимон, продолжать?
Все знали вспыльчивый характер Петра. Это он мечом отрубил первосвященнику ухо, когда стражники пришли за Иешуа в
Шимон молчал. Павел же понимал, что главное оружие против скептика – это слово Иешуа, поэтому заговорил вновь:
– Любовь долго терпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине. Любовь все покрывает, всему верит, на все надеется, все переносит. Любовь никогда не перестает, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится.
– Брат мой Павел! Вручаю тебе свое благословение! – воскликнул Петр. – Отныне ты наш и никто не посмеет сказать, что ты не наш.
С этими словами он подошел к Павлу и обнял его.
– Но как ты… откуда ты узнал? – спросил пораженный Шимон.
Павел вспомнил, как этой ночью, кроме всего прочего, Иешуа попросил его никому не говорить о плинфе.
– Но почему? – изумился тогда тарсянин. – Мне казалось, что не стоит скрывать…
– …Стоит, дорогой мой. Стоит, – грустно ответил Иешуа. – Камень не должен попасть к злодею… А наши христиане по доброте душевной могут сами отдать его в злые руки…
– Но ведь я буду рядом!
– Этого мало… Даже Петр, уж на что «камень», не устоял и, боясь за свою жизнь, трижды отрекался от меня.
– А я? – нерешительно промямлил Павел.
– А ты? – переспросил голос. – Такие, как ты, не боятся ничего. Наперекор всем страхам. Поэтому прошу тебя: умей еще и держать язык за зубами.
– Обещаю, – твердо ответил тарсянин.
Обещал и молчал. Кананит так и не услышал от Павла ответа. Тот лишь повернулся лицом к Маре.
– Мара, я…
– …Я верю тебе, Павел! Ты внял моим словам – впустил в свою душу любовь, – горячо воскликнула потрясенная Мара. – И я помню, как ты велел римлянам отпустить меня. Ты хочешь остаться с нами?
– Вам не обязательно видеть меня рядом собой. За мной сейчас не охотятся, пожалуй, только инвалиды. Я не хочу подвергать вас опасности. Все, что я хочу, – это благословения и дозволения.
– Дозволения? – переспросила Мара удивленно.
– Нести Благую Весть Иешуа, – пояснил Павел.
– Даю тебе свое благословение, Павел из Тарса, – сказала Мара, спускаясь к нему по ступеням на арену. – И дозволение говорить об Учителе. Но предупреждаю: если в сердце твоем есть место лжи – ты погибнешь. Ибо говорить ты будешь о самом Боге, о Христе и Мессии, который придет снова и утвердит Царство свое.
Павел смотрел на нее и не узнавал – так горяча и внушительна была Мара. А она продолжала:
– Римляне тебе не помогут, ибо будут побеждены. Священники
– Да исполнится воля Божья, – попытался подытожить ее речь Петр.
– А теперь пребывают сии три: вера, надежда, любовь, – продолжила Мара. – Но любовь из них больше.
Она слегка коснулась левого плеча Павла и улыбнулась ему, искренне и открыто.
Любимая женщина Учителя развернулась и ушла, Павел и Петр повернулись к Шимону. Тот принял их взгляды и молча пошел скорым шагом за Марой.
Петр развел руками перед Павлом в жесте «Ну вот видишь!» и бросился его обнимать. Так они и стояли на древней пустой арене, обняв друг друга, похлопывая по спине и потряхивая за плечи. А слов у них не было.
Глава 4
За добро – убийством
– Так знайте же, братья, – раздавался голос Павла из тени небольшого четырехколонного портика, – что благодаря ему вам возвещается прощение грехов. Ибо через Иешуа всякий, кто верует, становится свободным.
Павлу внимало около сотни жителей Иконии – древнего города в центральной части Анатолии.
Шел второй год его служения. И кто бы сказал, что еще совсем недавно наглый, необузданный и жестокий раввин Иудейского Синедриона станет мудрейшим проповедником Слова Божьего? За год с небольшим бывший рав Шаул стал настоящим христианином, последователем Иешуа, другом и братом всех тех, кто знал Сына Божьего лично. На него можно было надеяться, как на себя самого, а его мудрость и просвещенность не знали границ. Никто и подумать не мог, что многое из того, что говорил Павел, он узнавал, общаясь с «камнем мертвых».
И сегодня он в очередной раз нес Слово Господа людям.
– Друг, ты веришь тому, что я говорю? – вдруг обратился Павел к старому косматому человеку с длинной седой бородой. Тот лежал на носилках, принесенных двумя юношами. Развлечений в Иконии было мало, так что не удивительно, что повзрослевшие дети решили дать возможность своему парализованному отцу послушать заезжего говоруна.
– Хотелось бы верить! – с иронией откликнулся лежавший на носилках.
– Хотелось бы… Эх, люди, люди. Что же мешает вам верить? – спросил Павел с сожалением, пробираясь сквозь толпу к калеке.
– У нас тут много богов, – ответил парализованный. – Я молился им, когда мои ноги перестали ходить. Но они не смогли мне помочь.
– Молиться мало. Надо веровать, – веско сказал Павел. – А это не одно и то же.
Калека непонимающе смотрел на странного оратора. Еще никто так не разговаривал с жителями Иконии.
– Как давно твои ноги не служат тебе? – спросил Павел и, уверенно сняв шерстяное покрывало с ног инвалида, передал его своему спутнику – Иосифу по прозвищу Варнава.
Это был однокашник Павла. Они вместе учились в Иерусалиме у знаменитого иудейского фарисея Гамлиэля. Судьба свела их, когда Павел-Шаул еще был жестоким дознавателем Синедриона. Но сегодня это было не важно…