Утерянное Евангелие. Книга 2
Шрифт:
– Ноги перестали мне служить после падения с коня, пять лет назад, – пожаловался калека Павлу.
– Веришь ли ты, что Иешуа может тебя исцелить? – спросил Павел и заглянул в глаза собеседнику.
– Ну, если он поможет… – неуверенно ответил грек, переводя взгляд на одного из своих сыновей.
– Не торгуйся! – строго сказал тарсянин. – Я не пахлаву тебе предлагаю!
Грек совершенно растерялся и, не смея глядеть в глаза Павлу, смотрел то на сыновей, то на Варнаву. Наконец он не выдержал и заплакал.
– Что я могу? Кому верить и во что, когда ни Зевс, ни Гера, дочь Крона и Реи, не помогли
– …Ты не развалина. Ты просто заблудший сын Господа нашего…
Тарсянин протянул правую руку к затылку калеки и посмотрел на него… Этот взгляд пронзил парализованного, дойдя до самых сокровенных тайн его измотанной души.
…Это было очень-очень давно, старец уже и не помнил, когда это было. А тут вдруг… Он словно увидел взгляд своего отца!
Помните ли вы взгляд отца тогда, когда вы совсем маленький, а он, такой сильный и всезнающий, кажется вам всемогущим богом? Вот такой же взгляд отца увидел пожилой грек на лице чужестранца-проповедника.
– Встань на ноги, – негромко, но очень проникновенно сказал Павел калеке, держа его затылок и глядя глубоким любящим отеческим взглядом.
Грек растерянно посмотрел на тарсянина, затем на Иосифа Варнаву. Тот кивнул ему и даже на мгновение закрыл глаза, как бы говоря: «Давай-давай, делай, что тебе говорят. Не бойся!» Старик сквозь просыхающие слезы виновато улыбнулся Павлу, как улыбался своему отцу в далеком детстве. И такими же движениями, как встает упавший на прогулке малыш, вдруг поднялся на ноги.
– Ох-о-о-о-о-о!
Вздох благоговейного трепета разнесся над колоннадой, когда тысячи глаз увидели, как старый грек обрел исцеление.
Павел справа, а Варнава слева поддерживали старика, чтобы он не рухнул, но исцеленный стоял твердо. Стоял сам. Ноги держали его в вертикальном положении. Его ноги! Он отказывался верить своему счастью.
Как и отказывался верить своему счастью Павел. Впервые его усилия, его беззаветное служение были щедро вознаграждены. Больше года он скитался по всей Малой Азии, исходил десятки городов и сотни поселений, проповедуя. Как горестно видеть тысячи несчастных и сотни больных людей. Как больно понимать, что не можешь помочь им ничем, кроме слова. Но сегодня ночью, лежа головой на заветной плинфе, Павел явственно услышал: «Ты наконец готов к тому, чтобы даровать людям спасение с именем Бога». И в первые же минуты проповеди тарсянин поднял на ноги безнадежно больного старика.
– Ах! – снова и снова повторял, не находя других слов, исцелившийся старец.
Его сыновья подменили Варнаву и Павла, то ли удерживая своего отца, то ли обнимая. А тот тоже их обнимал и отталкивал одновременно, наслаждаясь этим восхитительным чувством – чувством послушных ног.
– Боги пришли к нам в облике людей! – закричал кто-то в толпе ликующих греков.
Мужчины подхватили Варанаву и Павла на руки, подняли над землей и понесли в храм.
– Мы не боги, мы не боги! – тщетно пытались перекричать жителей Иконии ученики Иешуа.
Но крепкие руки
– Он Зевс! – вскричали жители Иконии и надели Варнаве на голову лавровый венец. Варнава от души смеялся, довольный таким приемом.
– Вот бы Иешуа увидел, хохотал бы до слез.
– Мы не боги, – все еще неистовствовал Павел. – Варнава, останови их!
– Павел, дай мне немного побыть Зевсом, – смеялся Варнава.
– Не нравится мне все это, – через некоторое время вполголоса сказал тарсянин.
В этот момент Павлу на голову тоже надели лавровый венец со словами:
– Он Гермес!!!
– Люди, остановитесь! – вскричал проповедник. – Не мы исцелили старого всадника, а Он!
Павел поднял палец вверх, как бы указывая туда, откуда снизошло чудо.
Он стоял величественный и прекрасный в лавровом венке и длинном белом хитоне. Смуглое лицо и крепкое тело бывшего воина, закаленные жарким солнцем Средиземноморья, отливали бронзой, а глаза светились торжественным светом. Нет, он не был похож на тридцатилетнего проповедника из Тарса. В глазах забитых горожан он действительно казался богом.
Рядом стоял не менее торжественный Варнава, которому было не больше сорока, но даже пепельноволосые старцы внимали его речам, открыв рты, словно малые дети.
– …Только он! – продолжил Павел, подняв руки и развернув ладони к небу. – Только он – Бог. Ни Зевс, ни Гермес… а Бог!
Внимавшие речам Павла греки украдкой переглядывались, будто в каждом соседе видели шпиона, который доложит, куда следует. Такую крамолу не то что слушать, даже представить себе было страшно. Но проповедник продолжал еще громче, еще острее, еще мятежнее:
– Что для вас главное в человеке? Власть? Тяга к справедливости? Разум? Нет, говорю я вам! Любовь!
По толпе прошел удивленный ропот. Варнава подхватил мысль своего товарища:
– Бог есть Любовь! Вы молитесь Зевсу, но разве его можно назвать Богом с большой буквы? Бог – первоначало. Зевс – это первоначало? Нет! Зевс – это всего-навсего потомственный узурпатор.
Слушающие греки не прекращали гудеть. Перед ними стояли двое. Они только что явили чудо – исцелили старого всадника, и он встал на ноги. Но они – не боги! Не Гермес и не Зевс. Кто же они?
– Зевс сверг своего отца Кроноса, – тем временем продолжал убеждать Павел. – Тот сделал то же самое со своим отцом Ураносом… Вы думаете, что всем нашим миром правят тираны и узурпаторы, а я говорю вам, что Иешуа Христос! Не «Хрестос» [2] , а Христос – помазанник, Мессия, Сын Божий и сам Бог.
Эти слова не укладывались в голове ни у одного грека. Они ставили под сомнение все их мировоззрение, все их устои…
– Бог и есть Господь! – увещевал слушателей Варнава. – Тот, кто правит нами, людьми, наш Господин. Призываю вас к Богу живому, который сотворил небо, и землю, и море, и все, что в них…
2
Хрестос (греч.) – полезный, благой.