Утонувшие надежды
Шрифт:
Боб хотел отвернуться и смотреть в окно, чтобы вовсе не видеть творившегося в машине, но сделать это оказалось не так-то просто. Верхняя половина его туловища превратилась в деревянный чурбан, каждую часть которого было очень трудно поворачивать отдельно от других. Медленно, очень медленно Боб отвернулся. При этом от напряжения у него на шее выступили жилы. За окном показались первые дома Дадсон-Сентра. Очень интересно. Просто восхитительно.
В центре города Кену пришлось затормозить у красного светофора. Боб неподвижным
– Что это было? - отрывисто произнес Кенни.
Боб с трудом повернул голову. Чак сказал:
– Воображаемый приятель Боба только что выскочил из машины.
– Черт бы тебя побрал, Чак!
– Он прав, - вмешался Боб. - Этот человек ушел.
Чак обернулся и улыбнулся Бобу:
– Он побежал к тебе домой. Подождет тебя там вместе с Тиффани.
– Угу, - отозвался Боб.
– Посмотри, что ты наделал своими шуточками, - пробурчал сквозь стиснутые зубы Кенни, обращаясь к Чаку.
Чак бросил на Кенни нарочито невинный взгляд.
– Боб счастлив и доволен, - сказал он, но все же повернул лицо вперед и более не проронил ни звука.
Пять минут спустя машина остановилась у дома Боба.
– Боб! Мы приехали, - сказал Кенни.
Боб неподвижно сидел на месте. На нижней части его лица застыла улыбка, но у глаз залегли тревожные морщины.
Кенни обернулся и хмуро взглянул на Боба.
– Вылезай, парень. Мне пора ехать.
– Пожалуйста, отвезите меня в больницу, - сказал Боб и умолк на целых три недели.
В конце концов обитатели дома номер 46 по улице Вязов переняли свойственную жителям маленьких городов привычку оставлять двери незапертыми. И очень хорошо сделали. Когда замерзший, промокший под дождем полуголый Дортмундер добрался до дома и обнаружил, что там никого нет, он был готов выбить входную дверь, окажись она на замке.
Чувство было такое, будто он воюет с каким-то призраком. Ну и ночка! Водохранилище явно вознамерилось сжить его со свету, это уж точно. Каждый раз, когда Дортмундер оказывался вблизи его зловещих вод, озеро вытягивало жадные мокрые пальцы и тащило его ко дну. Стоило ему только подумать о водохранилище, и оно тотчас норовило его проглотить. Хватит. Бог троицу любит.
Во время третьей попытки он оказался на волосок от гибели. Проклятая лодка внезапно потеряла воздух, съежилась и ушла под воду, а он сидел в ней, держа руками лежащий на коленях мотор, и не знал, что делать дальше. Не дожидаясь, пока лодка превратится в плоский блин и пойдет вместе с ним ко дну, Дортмундер наконец решил, что с него хватит, и, выпустив из рук мотор, отправился вплавь неведомо куда.
Намокшая одежда тянула его вниз. Первым делом Дортмундер избавился от ботинок. Вместе с ними ко дну пошел один носок. Затем он стянул куртку, брюки и рубашку, за которой последовала майка.
Во время подводной
Он плыл, молотя руками и ногами, барахтаясь и захлебываясь, пока наконец не выполз на берег у края плотины подле невысокого кирпичного здания с автостоянкой. Незапертая машина - здесь, в захолустье, вообще ничего не запирали - обеспечила ему убогое укрытие от ненастья, и Дортмундер даже вздремнул в салоне, измученный холодом, сыростью и страхом.
Он еще спал, когда в машину забрался странноватый парень с приклеенной к губам улыбкой и, усевшись рядом с Дортмундером, бросил на него одурманенный взгляд и сказал:
– Привет!
"Этот парень меня не выдаст, - подумал Дортмундер. - Он не собирается поднимать тревогу и вообще делать что-нибудь из ряда вон выходящее. Такое впечатление, что он меня едва замечает".
Поэтому он собрался с силами и подавил естественное желание выпрыгнуть из машины и бежать. В результате его довезли до самого Дадсон-Сентра. Шагать голым средь бела дня по улицам, запруженным идущими на работу людьми, было очень неловко. Но, миновав четыре квартала, Дортмундер взял себя в руки: в конце концов чувство стыда не шло ни в какое сравнение с ощущениями, которые он пережил, утопая в... (он был не в силах произнести слово "водохранилище", даже думать о нем не мог).
И вот он наконец добрался домой. Куда же все подевались? "Никто меня не встречает", - с острой жалостью к себе подумал Дортмундер и зашлепал ногами - босой и в носке - на кухню. Открыв банку томатного супа, он добавил молока (ни капли воды!), разогрел его и выпил в несколько приемов из кофейной чашки, закусив пакетом с крекерами. Наконец, согревшись и обсохнув, Дортмундер понял, до какой степени он устал и измучен. Пройдя по пустому дому, он тяжело поднялся по лестнице и повалился на кровать, позабыв снять носок.
Он не проснулся и тогда, когда в дом, злобно переругиваясь, ввалились остальные восемь его обитателей - промокшие, озябшие, подавленные и несчастные. И лишь в ответ на крик Мэй, которая открыла дверь спальни и увидела Дортмундера лежащим на кровати, он пробормотал:
– Потом поговорим, хорошо?
Затем он отвернулся и вновь погрузился в сон.
ОБЛОМ ЧЕТВЕРТЫЙ
61
И он же оказался во всем виноват. Проснувшись, он спустился в гостиную. Остальные уже сидели там и, завидев Дортмундера, обрушили на него град обвинений. Это же надо!