Утонувшие надежды
Шрифт:
– Будь у меня пистолет, я бы точно кого-нибудь пристрелил.
– А я бы растерялся, не зная, с кого начать, - согласился остроносый.
– Как насчет этих двоих? - спросил старикашка, указывая на пробегавшую мимо счастливую пару.
По другую сторону прохода коротышка-тролль вытер увлажнившиеся глаза и сказал:
– Хм, все прошло очень мило. Пожалуй, даже лучше, чем свадьба принцессы Лавии.
Верзила лишь вздохнул.
Как правило, брачные церемонии проводились в дневное время, однако при устройстве нынешней свадьбы возникла некая спешка, а церковь сегодня днем все была занята. Но мать невесты требовала церковного
Храм почти опустел. Священник прощался у аналоя с горсткой дам, несколько друзей и родственников неторопливо шли к выходу. Четверо опоздавших упрямо сидели на своих местах, словно дожидаясь второй серии. Одна из тетушек спросила:
– Разве вы не поедете на вечеринку?
– Конечно, - ответил верзила.
Тетушка проследовала к дверям.
– Тогда в путь, - сказала очередная тетушка, тоже пробиравшаяся к выходу.
– Сейчас поедем, - отозвался остроносый.
– Все кончено, - подмигнув, пошутила престарелая родственница.
– Мы хотели бы полюбоваться прекрасными витражами, - подмигнув в ответ, сказал коротышка.
Спровадив последних прихожанок, священник улыбнулся этим четверым и сказал:
– Нам пора закрываться.
Старикашка кивнул.
– Мы еще хотели бы помолиться, - отозвался он.
В первый момент священник оторопел, но затем взял себя в руки.
– Мы все будем молиться, - подхватил он, - за долгую и счастливую жизнь Тиффани и Боба.
– Это точно, - сказал старикашка.
Верзила чуть повернул голову (при этом его шея еле слышно скрипнула), окидывая взглядом святого отца и нескольких овечек из его стада, замешкавшихся у дверей.
– Чтоб меня черти побрали, - начал он свою молитву.
23
– Чтоб меня черти побрали! - сказал Дортмундер.
Сидевший по ту сторону прохода Келп спросил:
– Ну, теперь-то мы можем приступать к делу?
– Не я придумал ехать на свадьбу, - мрачно отозвался Том.
– Зато ты придумал устроить тайник в церкви, - напомнил ему Келп.
– Можешь предложить лучшее место? - осведомился Том.
Дортмундер поднялся. Все его суставы скрипели, трещали и болели.
– Эй, вы, двое! - сказал он. - Вы что, собрались сидеть тут и болтать?
В конце концов все встали со своих мест, разминая затекшие бока, колени и локти, и Том заявил:
– Теперь, когда вся эта чертова толпа ушла, нам хватит пары минут. Выйдя в проход, он направился в сторону алтаря.
От двери донесся голос:
– Господа, я вынужден просить вас удалиться. Безмолвная молитва дома или в автомобиле столь же действенна, как и...
Это сказал священник, приближавшийся к ним по проходу. Том бросил в его сторону полный омерзения взгляд и ответил:
– Ну все, с меня хватит. Ребята, придержите-ка этого индюка.
– Ага, - отозвался Келп.
Том
– Что такое?.. Как вы можете?.. Вы находитесь в храме Божьем!
– Ш-шш, - успокоительно произнес Келп, беря пастора за руку. Тот начал вырываться, но Келп сжал покрепче, а Дортмундер взял святого отца за другую руку, приговаривая:
– Тише, тише, приятель.
– Послушай, малыш, - сказал Келп, - у тебя выдался тяжелый день, так что отдохни малость.
Священник посмотрел сквозь круглые очки в сторону алтаря.
– Что делает этот человек? - спросил он.
– Это займет не больше минуты, - сказал Дортмундер.
Том подошел к кафедре, представлявшей собой нечто вроде деревянного восьмиугольного решетчатого короба, напоминавшего воронье гнездо на многочисленных подпорках. Нижняя часть кафедры была выложена решетчатыми панелями, укрепленными между подпорками. Вся конструкция была надраена до зеркального блеска. Том нагнулся, сунул пальцы в ромбическое отверстие боковой панели, полускрытой винтовой лестницей, подергал панель, но безрезультатно; последний раз ее снимали тридцать один год назад, и делал это сам Том. За эти годы тепло и холод, влага и сухость, да и само время сделали свое дело, и панель прочно и надежно заклинило. Том тянул, толкал и дергал, но все впустую.
Тем временем у противоположной стены церкви священник испуганно взирал на свадебных гостей, внезапно обернувшихся врагами, и лихорадочно вспоминал известные ему правила поведения в передрягах. Он знал, как успокоить человека, получившего увечье или впавшего в панику, но эти приемы годились лишь тогда, когда он сам оставался сторонним наблюдателем - знающим, умудренным опытом, сочувствующим, но... посторонним. Похоже было, что ни один из этих методов не мог быть применен в положении, когда паника охватила его самого.
– Э-ээ... - произнес он.
– Тихо, - сказал ему Келп.
Священник не мог молчать.
– Насилие - не лучший способ добиться своего, - заявил он.
– Ну, не знаю, - отозвался Дортмундер. - Лично меня этот способ ни разу не подводил.
Со стороны алтаря раздался треск, придавший еще больше веса словам Дортмундера. Это Том, разозленный неподатливостью панели, отступил назад и врезал по решетке, разнеся ее в щепки. Пастор подпрыгнул в руках Келпа, словно мать-кенгуриха. Келп и Дортмундер удерживали трясущегося святого отца на месте, а Уолли, который от возбуждения, казалось, стал выше ростом (к тому же и шире), торопливо побежал к кафедре, чтобы узнать, что там происходит.
Том уже стоял на коленях, вытаскивая из-под кафедры старый докторский саквояж из черной потрескавшейся кожи с ржавым замком.
– Вот он, сукин сын, - удовлетворенно пробормотал Том.
– Ага! - воскликнул Уолли. - Сокровище в церковной кафедре!
– Точно, - ответил Том и, окинув Уолли взглядом, понес саквояж по проходу к остальным. Уолли поспешал следом, подпрыгивая, словно волейбольный мяч.
– Он? - спросил Дортмундер. - Мы можем ехать?
– Он самый, - отозвался Том. - Подожди минутку, сейчас поедем. Поставив саквояж на ближайшую скамью, Том принялся возиться с замком. - Эта хреновина заржавела, - сообщил он.