Утреннее море
Шрифт:
Покидав умывальные принадлежности в пластикатовый пакет, он побежал к ручью. Дорожка вывела его к спортплощадке, где лагерь строился перед зарядкой. Играл баянист. Опоздавшие торопливо занимали свои места. Виль отыскал ребят из плавкоманды. Видно, причастность к одному общему делу понуждает людей, больших ли, маленьких ли, кучковаться и тогда, когда к делу-то еще не приступали! Лидия-Лидуся, Олег и Костик с Вадимом стояли в ряд в последней шеренге.
Антарян показывал первое упражнение. Виль замешкался, уходить было неудобно, и ничего не оставалось, как выполнять приказ начальника лагеря:
Лидия-Лидуся была в желтых шортиках и белой майке, открывавшей плечи. Она слышала счет и следовала ему, но движения ее все равно были свободны и плавны, своеобразны: они переходили одно в другое, словно в танце. И, словно в танце, были в ее движениях зрелая законченность и явная характерность. Она раскрывалась такой, какой не виделась еще Вилю, такой, какой, надо думать, сознавала себя, стесняясь своих чи-чир-надцати лет. Так ведь девчонка она, ребенок четырнадцати лет, как их ни произноси. И не верилось, что всего — четырнадцати!
Вот и Олегу Чернову столько же. Крупный и крепкий, он силен и порывист. Заметно, что больших усилий стоят ему округлая точность и широта движений — не дорос он до свободы и раскованности, какие уже дались Лидии-Лидусе.
Вадик начинал упражнения подчеркнуто точно, а к концу комкал их, едва обозначал. Костик хитрил, прикидывался неумехой — под быстрый счет медлил, под медленный — торопился. Антарян погрозил ему длинным пальцем. Костик прижал руки к груди — стараюсь, да не получается! Надо же, близнецы, а какие разные!..
На территории лагеря было несколько умывальников — для каждой группы домиков — свой. К ручью шли немногие — кому казалось, что далековато, кого пугала холодная вода, не так давно выбежавшая из-под вершинных ледников и снежников.
А плавкоманда в полном составе плескалась и брызгалась на камнях, отполированных стремительными струями.
В сараюшке было душно: не такое уж позднее утро — только позавтракали, но солнце здорово напекло крышу и стены. На теле мгновенно выступил пот. А в открытом дверном проеме виднелись освещенный до белизны пляж и слепящая гладь моря — громада воды, которая могуче манила: чего же ты, давай ко мне, окунись, поплавай!
Еще на выходе из лагеря Костик Кучугур, сладостно потянувшись, воскликнул:
— Ах, как мы искупаемся!.. Или не искупаемся, Виль Юрьевич? Так должны же мы знать, что это за море, в которое завтра будем окунать пионеров и октябрят!
Виль и сам подумывал: придя на пляж, кинуть клич: «Отважные, за мной, в пучину!» Как же, дескать, быть у воды, и не порадовать ребят и самому с ними не порадоваться! И тут колыхнулось: «Подлизаться хочешь, брат Вилюр, хочешь вымочить пацанов в море, чтоб шелковыми стали, чтоб влюбленными глазами пялились на тебя, этакого добренького Вилюрыча? Нет, нравится пацанам — не нравится, пусть сначала делом займутся. И ты с ними. Потом, когда будем для пробы заносить якоря, поплаваем — и дело, и удовольствие».
Поручил Олегу и Вадику выволочь из сараюшки на песок мотки капронового шнура с поплавками, растянуть на всю длину, проверить метр за метром, подвязать, где надо, где надо — заменить полураскрошенные куски пенопласта. Сам с Лидией-Лидусей вытащил брезентовые мешки-якоря и тенты. Костику дал задание расплести льняную веревку — нужны суровые нитки для ремонта мешков и тентов.
Олег с Вадиком жарились на солнцепеке — куда сунешься с этими длиннющими гирляндами? Вадик сперва взялся горячо, но потом заскучал и привял, глубже нахлобучил пилотку, раз-другой сходил к фонтанчику, долго пил. Олег работал, именно работал — сосредоточенно, степенно. Лишь иногда выпрямлялся, бросал взгляд на Лидию-Лидусю, не встретив ответного взгляда, отворачивался, энергично брался за шнур и поплавки. Ну и парень! Не разочаровывается, упорно вкалывает, веря: заметит она, оценит!
А она раскладывала тенты, качала головой:
— Грязные, залежались за зиму. Выстирать бы!
— Вот подремонтируем, тогда и простирнем — вода рядом, — сказал Виль, возясь с мешками — брезент во многих местах был пробит и протерт камнями. — Латать придется.
— Повезло нам! Не окажись ты в плавкоманде, пришлось бы нам, мужчинам, заниматься женской ерундовиной, — заговорил Костик, сидевший на камне в тени солярия; он распускал веревку, играя ею: прикладывал к верхней губе — усы! — приспосабливал ниже спины — хвост! — А так, выручаешь ты нас, подруга!
— Она женская, эта ерундовина, потому, что с нею не справитесь вы, — Лидия-Лидуся сделала многозначительную паузу, — друзья-мужчины!
Костик взмахнул полураспущенным концом, хлестнул им по песку, едва не достав Лидию-Лидусю.
— Ты!.. Не очень! — тотчас же вспыхнул Олег.
— А то… что? — артистично вскочил Костик.
— А то… то! — Олег встряхнул поплавки.
Обстановка накалялась. Не хватало еще, чтоб до зарождения дружбы у ребят появилась вражда, пусть нелепая, пусть недолгая, но вражда — отрава, которая бесследно не проходит.
— Парни! Латки будет ставить, кому выпадет! — вмешался Виль, — Кто не умеет, научится… А самых горячих — сейчас в ручей!
— Бррр! — Костик опустился на свой камень, независимо помахивая веревкой.
Лидия-Лидуся снисходительно усмехнулась: мальчишки!.. «Странно, — размышлял Виль. — Чего это она ставит Олега на одну доску с Костиком? Из конспирации, небось?»
А она сходила в сараюшку, нашла там обрезки брезента, показала Вилю:
— Хорошие латки выйдут. Скажите, куда их, я выкрою…
На скуластеньком лице ее обозначился свежий румянец — то ли солнце тронуло кожу, то ли скрытое волнение выдало себя.
Приблизился Олег, посоветовал ей:
— Низ мешков надо обшить сплошняком. Так рациональней.
Лидия-Лидуся как не слышала его — ожидающе смотрела на Виля: что вы скажете?
— Олег прав. Так и сделаем. За совет — спасибо.
Олег подавил вздох, обратился к Вилю:
— Поплавки намотаны на палки, запутываются. Давайте заменим палки рамами. Такими, чтобы концы рожками торчали. А между рожками будем пропускать веревку с поплавками, а? Рациональней будет.