Утренние поезда
Шрифт:
Г е л ь м у т. Возьми у него гранату, Дитер.
Н а у м а н. Гранату я вам не отдам. Вы дети, а граната — это не игрушка. Граната — это смерть… А ты, Дитер, должен жить… Ты умный, одаренный мальчик, у тебя прекрасная голова, и ты когда-нибудь составишь славу Германии. (Испуганно.) А эти… они хотят тебя уничтожить? Ты у них в плену. Я спасу тебя. (Вскакивает, заносит над головой руки с гранатой.) Отпустите его! Развяжите ему руки!
Д и т е р. Господин Науман, я свободен, мои руки не связаны.
Н а у м а н (показывая на Андрея). А он? Почему он связан?
Г е л ь м у т. Утихомирь старика, Тео.
Н а у м а н. Отпустите его! Развяжите ему руки!
Тео быстрым движением связывает руки Науману. Тот испуганно смотрит на Гельмута.
(Дитеру.) Скажи ему, что я ни в чем не виноват. Я честно служил фюреру. Я воспитывал своих мальчиков как воинов великой Германии… Я был удостоен высшего отличия. И мои мальчики пали смертью храбрых, как герои. Скажи ему!
Г е л ь м у т. Тебя никто не трогает, убирайся отсюда вон, старый болван!
Н а у м а н. Куда? Отсюда нет выхода, мальчик. А мои воины спят в горе Кифгайзер каменным сном, и я не смог их разбудить.
Т е о. Пойдемте отсюда, папаша.
Г е л ь м у т (Дитеру). Ты останешься с русским.
Г е л ь м у т, Т е о, Р е й н г о л ь д и Н а у м а н уходят.
Д и т е р. Он всегда был молчаливым человеком, учитель Науман. Но когда он начинал говорить, мы прислушивались к каждому его слову. А он, оказывается, не верил в то, что говорил. Он боялся?! Я верил ему больше, чем отцу, я бегал к нему домой. И не только я… все наши ребята… Он вдохновлял нас даже в самые трудные минуты. И после Сталинграда… Когда мы собирались у него, он говорил так, что каждый из нас был готов умереть… отдать свою жизнь Германии. И они, ребята из моего класса, они отдали свои жизни. Он их послал. А сам… Какую правду он забыл? Почему он ее забыл?
А н д р е й. Потому что боялся своего… Гельмута.
Д и т е р. Господин Науман боялся?! Этот старик, который ходил с высоко поднятой головой и которому первым кланялся сам господин директор? Нет, он не боялся. Он верил. Я помню его глаза, когда он говорил. Он верил в каждое свое слово. Неужели он лгал? Да, да… ходили слухи, что его сын был коммунистом и он выгнал его из дому, отрекся от него.
А н д р е й. Что ты рассуждаешь о сумасшедшем старике, когда ты сам… сумасшедший!
Д и т е р. Почему… сумасшедший?
А н д р е й. Он забыл правду, а ты знаешь ее!
Д и т е р. Я… знаю?
А н д р е й. Да, знаешь! И готовишься к преступлению, вместо того чтобы спасти…
Д и т е р. Тебя?
А н д р е й. Нет, всех, кто наверху, — раненых, женщин, врачей.
Д и т е р. Я не могу их спасти. Что я могу сделать… один?
А н д р е й. Я сделаю. Но ты должен развязать мне руки.
Д и т е р. Нет, нет…
А н д р е й. Трус. Ты просто трус. Слушай, Дитер, ты же не Гельмут. Ты же не сможешь жить после этого… ты не сможешь смотреть никому в глаза…
Д и т е р. Да… не смогу… Но ты же знаешь Гельмута… Он убьет меня. Хорошо… пусть лучше убьет… (Развязывает руки Андрею.)
А н д р е й. Быстрее. Они сейчас вернутся.
Д и т е р. Гельмут убьет меня… убьет.
А н д р е й. Не бойся, Дитер!
Д и т е р (развязывая ноги Андрея). Господи, что я делаю.
А н д р е й. Живее… поторопись!
Д и т е р. Они идут! Чего ты ждешь? Беги!
А н д р е й. Дитер, держись так, как будто ничего не произошло. Я связан. Ты понял меня? Я связан. Понял?
Входят Г е л ь м у т, Т е о и Р е й н г о л ь д, укладывают ящики.
Г е л ь м у т. Сходите еще раз и хватит.
Р е й н г о л ь д, Т е о и Д и т е р уходят.
Ну что, русский, не повезло тебе? Зачем только ты полез в этот подвал? Ты, конечно, не подозревал, что тебя здесь ожидает. Что поделаешь… война.
А н д р е й. Война… Но она кончается. И кончается нашей победой.
Г е л ь м у т. Может быть, ты и прав. Но тебе-то что от этого? Твоя судьба все равно не изменится. Что для тебя победа, которую ты не увидишь?
А н д р е й. Я ее вижу.
Г е л ь м у т. Видишь?
А н д р е й. И ты ее видишь. Поэтому ты взбесился и от ненависти готов на все. Но ты рано торжествуешь.
Г е л ь м у т. Ты еще на что-то надеешься?
А н д р е й. А ты?
Г е л ь м у т. Что — я?
А н д р е й. На что ты надеешься?
Г е л ь м у т. У нас есть оружие. И мы уйдем к своим. И будем снова сражаться. И даже если мы потерпим поражение, мы начнем новую войну. Германия никогда не сложит оружия.
А н д р е й. А что, если ты не уйдешь отсюда?
Г е л ь м у т. Не ты ли меня удержишь?
А н д р е й. Может быть, и я.
Г е л ь м у т. Ты веришь в чудеса?
А н д р е й. Верю.
Г е л ь м у т. Тебе только и остается надеяться на чудо. Но чуда на этот раз не будет. Это я тебе обещаю. Ты и все они там, наверху, взлетите на воздух, потому что я ненавижу вас. Ты должен понять, русский. Я не остановлюсь ни перед чем. Если я не сотру тебя с лица земли, ты сам сделаешь все, чтобы уничтожить меня. Это закон жизни. Ну скажи, если бы у тебя были развязаны руки, что бы ты сделал?
А н д р е й. Я бы пристрелил тебя.
Г е л ь м у т. Вот видишь, я прав, ты бы всех нас уничтожил.
А н д р е й. Нет. Я бы не тронул Дитера, Тео и даже этого подонка Ренни.
Г е л ь м у т. А меня?
А н д р е й. А тебя бы пристрелил! Как бешеную собаку.
Г е л ь м у т. Ну что ж, это для меня большая честь — ненависть врага. А этих недоумков, которые таскают ящики, чтобы взорвать вас, ты бы пощадил?
А н д р е й. Они таскают ящики, потому что боятся тебя. Потому что, если бы не ты… не такие, как ты… они были бы людьми.