Утренние поезда
Шрифт:
Р е й н г о л ь д. Ложись!
Все ложатся.
Т е о (после паузы, поднимаясь). Обошлось. (Рейнгольду.) Тебе все-таки не удалось отправить нас на тот свет.
Р е й н г о л ь д. Я вас предупреждал. У меня плохая координация. Мама за всю жизнь не разбила ни одной чашки, а я, очевидно, пошел в бабушку. У нее все валится из рук.
Г е л ь м у т. Выродок!
Т е о (склоняется над ящиком, хохочет). Гельмут, взгляни на эту взрывчатку. (Достает из разбитого ящика банку консервов.)
Г е л ь м у т. Что это значит?
Т е о. Это значит, что в ящиках все-таки консервы, и мы наконец пожрем.
Г е л ь м у т (показывая на ящики). Консервы? Что за чертовщина!
Тео хохочет.
Что ты хохочешь?! Что ты ржешь?
Т е о. Смешно. Взрыв с помощью мясных консервов… Этого еще не бывало! Вот оно, наше секретное оружие! (Хохочет.)
Г е л ь м у т. Ты еще ответишь за эту подлую шутку, Тео! (Подходит к ящикам, вскрывает один из них.) Здесь взрывчатка. (Вскрывает еще один ящик.) И здесь. (Рейнгольду.) Где ты взял ящик с консервами?
Р е й н г о л ь д. Где взял? Там же, где и вы… Нет, этот как будто стоял отдельно, возле бочек, у самой двери.
Г е л ь м у т (вскрывает еще один ящик). Взрывчатка. Может быть, довольно?
Т е о. Для верности надо бы еще.
Г е л ь м у т. Пошли!
Р е й н г о л ь д. Послушай, Гельмут, раз уж так глупо получилось… может быть, мы все-таки поедим? У меня сосет под ложечкой.
Г е л ь м у т (ворчливо). Тебе бы только пожрать… Ладно, только поживее.
Р е й н г о л ь д. Если бы мне эти консервы предложили совсем недавно… Я бы и в рот не взял. Боже мой, как готовит дедушкина кухарка… (Открывает банку.) Она делает такую телятину… мм… Я обычно съедаю не меньше трех порций.
Т е о. А ты мороженую картошку на тухлом маргарине жрал?
Все, кроме Дитера, едят.
Г е л ь м у т (Дитеру). А ты почему не ешь?
Д и т е р. Не хочу.
Г е л ь м у т. Ешь!
Д и т е р. Я сказал — не хочу.
Г е л ь м у т (насмешливо). Может быть, ты хочешь отдать свою порцию русскому?
Д и т е р. Тут на всех хватит. И на него тоже.
Г е л ь м у т (с издевкой). Ты считаешь, что, прежде чем отправить человека на тот свет, его надо покормить перед дорогой на небеса!
Дитер молчит.
Ну покорми его с ложечки. Когда придут русские, они тебя за это помилуют.
Т е о. Оставь его, Гельмут. Что ты к нему привязался?
Г е л ь м у т. Не люблю чистоплюев.
Р е й н г о л ь д. Боже мой, я даже не подозревал, что тушенка может быть такой вкусной.
Входит Н а у м а н.
Н а у м а н (поднимая руку с гранатой). Руки вверх! Сдавайтесь! Руки вверх! Руки вверх!
Гельмут рванулся к автомату.
Назад! Ни с места! Руки вверх!
Д и т е р. Господин Науман, это вы? Как вы сюда попали? Что с вами?
Н а у м а н. Откуда ты меня знаешь? Кто ты такой?
Д и т е р. Я ваш ученик. Меня зовут Дитер Раубах.
Н а у м а н. Нет, русский, ты меня не обманешь!
Д и т е р. Я немец! Мы все немцы.
Н а у м а н. Нет, вы русские, я вижу… Я вижу вас насквозь. Немцев в Берлине нет. Они все в Москве. Там фюрер принимает парад победы.
Т е о (тихо). Он сумасшедший.
Н а у м а н. Сумасшедший?! Нет, я совсем не сумасшедший. Этот мальчик назвал меня… господин Науман… Но разве вы сами не видите, что я не Науман? Вы не узнаете меня? Не узнаете?! А я так похож… Ну? Не узнаете? Я — Фридрих Барбаросса. Ученик Дитер Раубах, что ты знаешь обо мне?
Д и т е р. Господин Науман…
Н а у м а н. Говорю тебе — я не Науман, я Фридрих Барбаросса! Я жду ответа, ученик Раубах!
Д и т е р. Фридрих Первый Гогенштауфен, прозванный за рыжую бороду Барбароссой, родился в 1152 году…
Н а у м а н. Да, Раубах, почти восемьсот лет назад. Продолжай, продолжай.
Д и т е р. Фридрих Барбаросса спит каменным сном в горе Кифгайзер и ждет, когда ворон известит его, что Германия в опасности.
Н а у м а н. Правильно, Раубах! И тогда он проснется, разбудит своих воинов и спасет Германию! Что вы едите? Дайте мне. Я не ел уже несколько дней.
Т е о (насмешливо). Вы хотели сказать — восемьсот лет?
Н а у м а н. Да, конечно, восемьсот. Ты прав… Я очень хочу есть. Очень.
Р е й н г о л ь д. Садитесь, ваше величество. Тео, открой ему банку.
Н а у м а н. Только вы, пожалуйста, никому не говорите, что я здесь. Я скрываюсь в соседнем подвале… Там есть ниша, заставленная старыми бочками. У меня хороший матрац и мягкая перина… А еда кончилась… Я не помню, когда я ел в последний раз.
Тео протягивает Науману банку с консервами.
(Ест.) Как же ты не узнал меня, Раубах?! Я так любил тебя. Такого ученика, как ты, у меня не было за все тридцать семь лет моей педагогической деятельности… А ты знаешь, Раубах, что все мальчики из твоего класса погибли?
Д и т е р. Знаю.
Н а у м а н. Это я виноват, что они погибли.
Д и т е р. Вы? Почему… вы?
Н а у м а н. Я был плохим историком. Историк должен не только знать, что было… но обязан предвидеть… (Осматриваясь по сторонам). Но ведь я… Я предвидел! Я знал. Я все знал наперед. Я знал, что это кончится катастрофой. Но я скрыл это от всех. И твои товарищи погибли. Они верили мне, но я не сказал им правду. Сперва я не мог решиться, я боялся… я хотел жить… А потом… правда куда-то ускользнула… исчезла. И мне стало легко жить. Меня уважали, награждали… А потом вдруг я нашел ее… несколько дней назад… Там, в нише, за бочками… Я спал каменным сном… почти восемьсот лет… у меня все затекло, Раубах…