Утренние поезда
Шрифт:
Урсула молчит.
Нет, не понимаю. Ты выбила нож из его рук. Не побоялась. Почему же ты вместе с ними идешь на такое преступление?
У р с у л а. Если скажешь еще хоть одно слово, я буду стрелять.
А н д р е й. Пожалуй, и правда выстрелишь. Гельмут ведь приказал в случае чего стрелять. Я-то удивился, зачем он тебе дает автомат… А ты… смотри-ка, настоящий солдат.
У р с у л а. Я выполняю приказ.
А н д р е й. Выполняешь приказ? Тебя этому научили в приюте?
У р с у л а. В каком приюте?
А н д р е й. В котором тебя подгоняли прутиком.
У р с у л а. Откуда ты знаешь, что я была в приюте?
А н д р е й. Я это понял, когда ты рассказывала об этих девочках-подкидышах.
У р с у л а. Как ты догадался?
А н д р е й. Не знаю. Может быть, потому, что у меня тоже нет родителей.
У р с у л а. А у меня есть. Я их не знаю. Я их никогда не видела. Они бросили меня. И я ненавижу их.
А н д р е й. Я знал одного человека… немца. У него был сын. Совсем маленький. Его отдали в приют, а мать посадили в концлагерь. Он, наверное, тоже думает, что его подбросили.
У р с у л а. Какое тебе дело до меня, до моих родителей? Я немка, а ты русский, и мы с тобой враги!
А н д р е й. Нет, вы все-таки не люди. Я думал, хоть в тебе есть что-то человеческое!..
У р с у л а. Ты хочешь, чтобы я предала их? Они выполняют свой воинский долг. И я должна быть с ними до конца!
А н д р е й. От тебя зависит жизнь многих людей… Ты можешь их спасти… Даже дикари не убивают раненых.
Входят Т е о, Р е й н г о л ь д, Д и т е р. Они приносят ящики со взрывчаткой, укладывают их.
Т е о. Осторожно, Ренни.
Р е й н г о л ь д. А что… может взорваться?
Т е о. Бывает. От удара, от выстрела.
Р е й н г о л ь д. Хм… Тогда мне лучше эти ящики не таскать… У меня иногда… нарушается равновесие… внезапное головокружение… Наследственность по материнской линии…
Т е о. Иди! Я покажу тебе наследственность!
Р е й н г о л ь д. Если что случится — пеняйте на себя.
Д и т е р и Р е й н г о л ь д уходят.
У р с у л а. Тео, я больше с ним не останусь. Я лучше буду таскать ящики. Он все время заговаривает со мной.
Т е о. Ну и пусть. Тебе-то что?
У р с у л а. Он говорит, что там в приюте говорили неправду, что нас подбросили… что родителей арестовали, посадили в лагерь, я не верю… откуда он может знать… Этого не могло быть, не могло?! (Андрею.) Ты все выдумал, выдумал! Я не верю тебе, не верю. (Плачет.)
Т е о (забирает автомат). Вот что, давай сюда автомат и отправляйся.
У р с у л а. Куда? Мне некуда идти.
Т е о. Пойдешь к моей тетке. Она живет на Фридрихштрассе. Я дам записку. Или просто скажи, что тебя прислал Тео.
У р с у л а. Я боюсь.
Т е о. Чего боишься?
У р с у л а. Боюсь выйти на улицу, там русские.
А н д р е й. Он прав. Надень белую повязку, никто тебя не тронет.
Т е о. Пожалуй, что так. Фридрихштрассе, двенадцать, фрау Клара Кониц. Скажешь, что тебя прислал Тео. А я… если выберусь из этой переделки… я тоже приду туда.
У р с у л а уходит. Тео достает сигару, закуривает.
А н д р е й. Много там этих ящиков?
Т е о. На тебя и одного хватит. Затянуться хочешь?
А н д р е й. Что это ты такой добрый?
Т е о. Считай, что я выполняю твое последнее желание.
А н д р е й. Тогда развяжи руки.
Т е о. Дураков нет. Ты прилично говоришь по-немецки. Откуда у тебя саксонский акцент?
А н д р е й. Мой учитель немецкого языка был из Дрездена. В Москве, в Сокольниках, в одном доме с нами жили немцы.
Т е о. А что эти немцы делали в Москве?
А н д р е й. Они уехали из Германии, когда к власти пришел Гитлер.
Т е о. Понятно. Коммунисты. (Затягивается.) Да, хорошо бы сейчас оказаться на Фридрихштрассе, двенадцать.
А н д р е й. Ты был наверху. Ты сам видел — всюду наши… Уйти вам некуда. Ну взорвете… А дальше что? Вас тут же поймают. И расстреляют на месте.
Т е о. Да, если поймают, расстреляют. На, потяни еще раз. (Дает Андрею затянуться, затягивается сам, вынимает из кармана портсигар.) Откуда у тебя эта игрушка? Трофей?
А н д р е й. Нет. Подарок.
Т е о. Ну, если подарок, на, держи. (Засовывает портсигар в карман Андрея.) Но боюсь, что он тебе не понадобится.
А н д р е й. Тебе тоже.
Тео усмехнулся, подражая трубе, запевает траурный марш.
Война кончается. Неужели тебе не хочется жить?
Т е о. Мало ли кому чего хочется. Мне вот, допустим, хочется у тети оказаться. И чтобы она поставила передо мной свою голубую кружку с молоком… А молока давно в Берлине нет. И дома моего тоже нет. Разбомбили. А где моя мама… не знаю. Можно, конечно, выбраться из этой мышеловки… переодеться в штатское или нацепить белую повязку…
А н д р е й. Что же тебе мешает? Ты предпочитаешь погибнуть как герой?
Т е о. Шкуру спасти можно. Но вот скажи мне… если я тебя сейчас отпущу… развяжу руки и скажу — беги! И только одно условие — живым останешься только ты один. Согласен?
А н д р е й. Нет.
Т е о. Зачем же ты предлагаешь мне сделать то же самое?
А н д р е й. Разве это то же самое? Я хочу спасти людей, а ты готовишься их уничтожить.
Входят Г е л ь м у т и Д и т е р, укладывают принесенные ящики.