Утренние поезда
Шрифт:
Арсен пожал ему руку и благодарно кивнул — дескать, спасибо, все понимаю.
— Если что случится, посылай Митьку. Он нас найдет! — сказал на прощанье Федякин и поспешил за отрядом.
На рассвете экспедиция Смелкова готовилась к выходу. Навьюченные лошади стояли у ворот. Обтянутые брезентом вьючные ящики были надежно прилажены к крупам лошадей.
— Ну с богом! — сказал Смелков.
— Ни пуха ни пера, — улыбнулся Суббота.
— К черту, к черту! — засмеялась Тася.
— Мы лично, — весело сказал Куманин, — ни в бога, ни в черта не верим, мы лично мировую революцию уважаем…
Куманин вскинул ружье и выстрелил в воздух.
Лошади вздрогнули.
— Прощальный салют, — широко улыбнулся Куманин.
Когда экспедиция скрылась за воротами, к Субботе и Марфе подошел Харитон.
— Не пойму, Ефим, — сказал Харитон, — зачем ты им Силантия подсунул?..
— Старателя они искали, промывщика, — спокойно объяснил Суббота.
— Вот бы меня и послал, — с обидой сказал Харитон.
— Им работник нужен, — усмехнулся Суббота.
— Силантий им наработает, — проворчал Харитон. — Федор Ольшевец ему доверился. Где он, Федор?
— Не наше это дело, Харитон. Что там было, чего не было, мы того не знаем. А старатель он справный. К тому же в беду попал, грех человеку не помочь.
Караван экспедиции пробирался по узкой тропе, идущей по склону горы, поросшей лесом.
Впереди шли Силантий и Митька.
— Чего волком на меня смотришь, — покосился на Митьку Силантий и доверительно, наклонясь к мальчику, сказал: — Я к Дуне допрежь твоего отца сватался… Ты б моим сыном мог быть…
Митька шел, не глядя на Силантия.
— Не пошла бы она за тебя, — сказал он хмуро.
— То-то и есть, что не пошла, — вздохнул тяжело Силантий. — Я, может, с того… бобылем и остался.
— Не пойдет она за тебя, — повторил Митька.
Он взглянул на крутую осыпь, по которой скатывались мелкие камешки.
— Зря ты здесь повел. Дорога тут никудышная.
На выступе скалы стоял горный козел. Куманин залюбовался неподвижным, будто высеченным из камня, животным и вдруг вскинул винтовку, выстрелил в воздух. Козел вздрогнул и, перемахнув через расселину, скрылся.
— Нельзя здесь стрелять! — крикнул Митька, и тут же, разбуженные выстрелом, на дорогу посыпались камни.
Передняя лошадь испуганно шарахнулась в сторону и, сорвавшись с тропы, потянула за собой всю связку.
— Чомбур! Чомбур режь! — крикнул Силантий.
Смелков и Арсен бросились удерживать соскальзывающих с тропы лошадей, но лошади сползали все ближе и ближе к краю обрыва. Силантий вытащил нож и резким движением перерезал веревку, связывающую упавшую лошадь с остальными. Связка была спасена. Только передняя лошадь покатилась вниз. Митька бросился за ней. Зацепившись вьюками за кустарник, лошадь лежала у самого края каменной стены.
Когда лошадь, дрожащую, с поцарапанными боками, втащили на тропу, Митька зло поглядел на Силантия.
— Говорил я тебе?! Нельзя тут идти, опасно, — сказал он.
— Зато ближе, — заметил Силантий и набросился на Куманина: — А ты чего без толку палишь? Не видишь, что ли, — осыпи?!
— Обратно надо идти, — сказал Митька. — Мимо нашего дома.
— По маменьке соскучился, — бросил Силантий насмешливо.
— Я верную дорогу указываю, — обиделся Митька.
— Я думаю, товарищ Ольшевец прав, — сказал Арсен. — Лучше потерять два дня, но сохранить лошадей, да и людей… — Он обернулся к Куманину и спокойно добавил: — А вам, товарищ Куманин, когда мы вернемся в Питер, придется отсидеть еще десять суток за… — Арсен подумал и заключил: — За необдуманное расходование боеприпасов.
К Митькиному дому экспедиция добралась еще засветло.
— Я лошадьми займусь, а вы устраивайтесь, — сказал Силантий и вместе с Куманиным стал освобождать лошадей от вьюков.
Митька, Смелков и Тася направились к дому. Низенькая дверь скрипнула и отворилась. Митька увидел мать.
— Явился наконец… — не то сердито, не то ласково проворчала Дуня. — Где тебя черт носит, партизана?!
— Я, маманя, людей привел… переночевать.
Дуня с интересом взглянула на Смелкова и Арсена, улыбнулась Тасе.
— Ну что же, заходите, пожалуйста.
Первым, согнувшись, в избу вошел Смелков. На широкой лавке возле печи сидел, укрывшись изодранной в клочья офицерской шинелью, уже знакомый нам светловолосый. При виде Смелкова он слегка приподнялся.
— Смелков, — представился Аркадий Николаевич.
Светловолосый ответил не сразу.
— Зимин, — сказал он наконец и выглянул в окно.
— Кто это там… с лошадьми? — спросил он тихо, и, прежде чем Митька ответил, Зимин бросился к ружью, стоявшему у стены, и выбежал из избушки.
— Силантий! — крикнул он. — Стой!
Увидев Зимина, Силантий замер, затем, прикрываясь вьючным ящиком, отступил, спрятавшись за лошадь.
— Выходи, Силантий! — приказал Зимин, поднимая ружье.
— Что вы делаете? — крикнул Смелков. — Это наш рабочий.
Силантий бросил ящик и, метнувшись в сторону, вскочил на неоседланного Агата.
Зимин выстрелил.
Агат рванулся, и Силантий скрылся за деревьями.
Зимин выстрелил еще и еще раз, потом бросил ружье и, пошатнувшись, прислонился к стене. Митька удивленно посмотрел на мать.
— Силантий… отца твоего сгубил, — сказала Дуня. — И в Петровича стрелял…
— А сказывал, будто… похоронил?
— Похоронил, — кивнула Дуня. — Сам загубил, сам и похоронил.
Все молча смотрели в лесную чащобу, туда, где скрылся Силантий.
Дуня вытащила из печи большой чугун с картошкой и поставила на стол, за которым сидели все участники экспедиции. Смелков при свете керосиновой лампы разглядывал карту.
— Один человек нагадал мне, что погибну я не от пули. Я было думал, что ошибся мой Ахмет — так его звали. Да нет. Спасибо Евдокии Петровне — выходила, — говорил Зимин.