Утренние поезда
Шрифт:
— Руки чешутся… из винта… вдарить по белякам, — шепнул Куманин.
— Возьмите себя в руки, товарищ Куманин, — тихо сказал Арсен. — Когда надо будет вдарить, за нами дело не станет.
— Мы заблудились, — простодушно сказал Казанков. — Взяли правее, чтобы сократить путь, и вот… заблудились.
— Заночуйте у нас, — сказал Смелков, — а с утра отправитесь…
— Спасибо за гостеприимство, — сказал Казанков и подошел к своим спутникам.
— Ваше благородие, — тихо сказал Казанкову один из них, — люди эти… от большевиков присланы… поприжать
— А что дурного эти люди вам сделали, Калганов? Они ищут полезные ископаемые…
— Для большевиков, — буркнул Калганов.
— Там будет видно, для кого, — сказал Казанков.
— Молоды вы еще, ваше благородие, — снова буркнул Калганов. — Больно доверчивы.
Куманин приглядывался к ним.
— Заблудились… Маскируются. Небось разведчики…
— Нет, — сказал Арсен. — Полагаю, что связные… с донесением или с приказом.
Куманин поглядел на Казанкова, на его сумку, висящую на боку.
Вечером у костра сидели трое — Тася, Зимин и Казанков. Чуть в стороне Арсен и Куманин пили горячий чай из жестяных кружек, изредка поглядывая то на Казанкова, то на солдат, купавших в реке своих лошадей.
— Счастливые вы люди, — говорил Казанков, улыбаясь по-детски доверчиво. — Среди всей этой сумятицы, ненависти, раздора занимаетесь по-настоящему полезным делом. Боже мой, как я хотел стать врачом… Но… семейная традиция оказалась сильней. Я из потомственной семьи военных.
Он достал из полевой сумки несколько фотографий. Куманин заметил в сумке большой белый конверт с сургучными печатями.
Казанков показывал Тасе фотографии.
— Это мама, отец, братья, сестренка, дед…
Все мужчины были в военной форме.
На другом снимке Казанков на гитаре аккомпанировал братьям, которые пели.
— В Гатчине, на даче… перед самой войной, — вздохнул Казанков и негромко запел:
«Я вам пишу, случайно, право, Не знаю как и для чего. Я потерял уж это право, И что скажу вам?.. — ничего…»Тася слушала Казанкова, слушала песню из ее собственного недавнего и уже такого далекого прошлого и тихонько подпевала:
«Что помню вас? Но, боже правый, Вы это знаете давно; И вам, конечно, все равно».Куманин отошел в сторону и скрылся за палаткой. Арсен взглянул ему вслед и снова, не отрываясь, задумчиво стал глядеть на сидящих у костра.
«Безумно ждать любви заочной, —пели Казанков и Тася, —
«В наш век все чувства лишь на срок. Но я вас помню, да — и точно Я вас забыть никак не мог…»Куманин тихонько окликнул Арсена, и тот, поднявшись из-за стола, направился к нему. Куманин протянул ему пакет с сургучной печатью. Арсен аккуратно, лезвием ножа вскрыл пакет.
«С людьми сближаясь осторожно, —доносилось от костра, —
Забыл я пыл былых проказ, Любовь, поэзию, но вас… Но вас забыть мне было невозможно…»Арсен достал из конверта тонкий листок бумаги с машинописным текстом, внимательно прочел.
— Благодарю вас, товарищ Куманин. Отменяю пятнадцать суток гауптвахты.
— Двадцать пять, — подсказал Куманин.
— Хорошо, — улыбнулся Арсен. — Отменяю все двадцать пять.
Едва взошло солнце, Казанков со своими спутниками покинули лагерь экспедиции.
Митька уже сидел на лошади, когда Зимин и Смелков вышли из палатки.
— Что происходит, Арсен Гургенович? — спросил Смелков. — Куда вы отправляете Митю?
— Я посылаю его к Федякину, отряду которого угрожает опасность.
— А что это за бумага? — спросил Смелков, заметив в руках у Митьки листок.
— Копия приказа генерала Горского об окружении и уничтожении отряда Федякина, — спокойно ответил Арсен.
— Откуда она у вас?
Арсен неопределенно пожал плечами.
— Выкрали?! Ну, конечно, выкрали! — возмутился Смелков. — Я дал Волжину согласие возглавить поисковую экспедицию, а не шпионский отряд! В какое положение вы меня ставите?! Я заверил прапорщика в том, что мы не принимаем участия в военных действиях, а мы тем временем передаем партизанам секретные приказы!..
— Ваша совесть чиста, Аркадий Николаевич, — ответил Арсен. — Не вы посылаете Митю к партизанам, а я.
— Нас направили сюда искать золото, а не помогать партизанам! Вы мой помощник! И я отвечаю за вас!
Они стояли друг против друга, и Митька поглядывал то на одного, то на другого.
— Я хотел бы, дорогой Аркадий Николаевич, — заговорил Арсен тихо, — чтобы вы поняли одну самую, пожалуй, важную вещь: найденное нами золото не будет иметь никакой ценности для народа, если не победит дело революции.
Зимин, стоявший чуть поодаль, покусывая травинку, чуть заметно ухмыльнулся.
— Не вижу здесь ничего смешного! — раздраженно бросил ему Смелков.
— Вы наивны, Аркадий Николаевич. В России революция. Мы находимся в зоне военных действий, и товарищ Арсен поступает в строгом согласии с революционной моралью, для которой главный нравственный критерий — это победа.
Арсен, прищурившись, взглянул на Зимина.
— Вы правы, хотя, как я понимаю, иронизируете, господин Зимин?!