Утро под Катовице-2
Шрифт:
— Ладно, отложим пока её в сторону, — взял слово Кузнецов, — Что дальше думаешь делать, Андрей?
Они что, сговорились? Кто тут командир? Кузнецов или я? Хотя, если спрашивают, почему бы и нет?
— Надо подробно допросить фельдфебеля и Котову, потом обдумать вопрос о диверсии на станции Осиповичи — это важнейший стратегический объект в ближайших окрестностях. Если получится, это серьёзно поможет нашим. Немецким я владею, фашиста допросить смогу.
— Полностью согласен! — поддержал меня Антипов, — Надо переходить к серьёзным делам, — конечно, не ему же под пули лезть, а вот орденок в случае удачи…
— Ну, значит, с дальнейшими планами пока определились, — произнес Кузнецов, — Андрей,
Следующие четыре дня я подробно допрашивал фельдфебеля. Тот по первости попробовал было запираться, даже предложил замолвить за меня словечко, если я помогу ему с побегом и очень убедительно обосновал безнадёжность нашей борьбы. Но хватило нескольких зуботычин, чтобы с него слетела вся спесь и он запел как соловей, даже специальные методы применять не потребовалось. Так много времени понадобилось, так как я вникал во все детали, зафиксировал информацию про всех известных ему офицеров, унтеров и солдат с подробным описанием внешности и характера. Кроме того, он мне рассказал о своей гражданской жизни в Берлине, включая описание родственников, соседей и известных личностей района — вдруг пригодится. Потом я ещё пару дней работал с Котовой, допрашивая и сопоставляя её данные о немецких частях в Осиповичах со сведениями, полученными от фельдфебеля.
Собрав всю необходимую информацию, я доложил, что арестованные мне больше не нужны и Антипов устроил показательный трибунал. Собрали свободных от несения службы партизан, пленного немца привязали к дереву, после чего кратко опросили недавно освобожденных бойцов, которые рассказали, как фельдфебель ежедневно расстреливал советских военнопленных. Я, кстати, исполнял обязанности переводчика и подробно пересказывал немцу все выступления. Когда ему дали слово, фельдфебель заявил, что выполнял приказ, и что он является военнопленным. Однако трибунал в лице Антипова, Кузнецова и Павлова к его доводам остался глух и приговорил немца к смертной казни через расстрел. Немец, услышав вердикт, стал вырываться с криками, что мы, дескать, не имеем права, что нас всех за это уничтожат и в том же духе.
Далее, совершенно неожиданно для меня Антипов объявил, что приговор в исполнение приведет Котова Галина Федоровна. Павлов, взяв женщину под руку, подвел к фельдфебелю, достал из кобуры свой наган, взвёл курок и вложил револьвер бледной как полотно женщине в ладонь, после чего жестко приказал:
— Стреляй!
Женщина, как под гипнозом, подняла трясущуюся руку и выстрелила в лоб изрыгающего проклятья немца, после чего, выронив наган, тут же упала в обморок. Слабоваты нервишки у палача, да.
По окончании суда и приведения приговора в исполнение, я зашел в штаб, где, как и ожидал, застал Кузнецова с Антиповым.
— Ну, что ты об этом думаешь? — даже не дав мне сесть, спросил Кузнецов.
— Соломоново решение, изящно, — выразил я своё восхищение, организацией трибунала, усаживаясь в кресло, плетеное из ивовых прутьев, — И откуда у вас такое богатство?
— Это среди спасенных тобой пленных умелец попался, точнее их там даже двое, но второй как помощник работает. За день одно кресло делают. Всё равно более ни на что не годны, абсолютно деморализованы. От любого окрика трясутся и под себя ходят.
— Только эти двое трясутся? — задал я уточняющий вопрос.
— Нет, все освобожденные так, кроме саперов. У тех нервы покрепче. Поставил этих засранцев на хозработы, землянки копают, мебель кое-какую делают, — он похлопал по подлокотнику своего кресла, — Один сапожником оказался, а то у нас с обувью проблемы, другой парикмахер, так что все заняты, — пояснил Кузнецов.
— Так вот, о Котовой, — вернулся я к первоначальной теме разговора, — Это всё конечно красиво, но если она предатель, то своими куриными мозгами может решить, что если нас выдаст, то ей всё простят, тем более, что у неё в Осиповичах дети.
— Не сможет она отсюда уйти — вокруг отряда лес, наши посты, в хуторах и деревнях свои люди, — уверенно ответил командир и перешел к главному вопросу, — Что думаешь про станцию?
— Полагаю, вопрос решаемый. Но гарантировать ничего не буду, надо ещё на месте своими глазами смотреть. В город пойду один, группой там делать нечего. Кстати, взрыватели на часовых механизмах сделали?
— Да, саперы покумекали, собрали три штуки, вроде работают. И резиновые трубки по твоему заказу раздобыли, интересно будет посмотреть, что у тебя получится.
Да, я действительно дней пять назад попросил капитана, чтобы он отправил кого-нибудь к шоссе, поискать в разбитых машинах и принести мне резиновые трубки различных сечений, проволоку, куски жести и кое-какой инструмент. Хочу попробовать сделать глушитель.
— А где они?
— Вот! — Капитан показал на лежащий в углу землянки мешок.
Я поднял его и высыпал все содержимое на стол. Хм, вроде всё что надо в наличии, сегодня же займусь. Закинув трубки обратно в мешок, я взял его и отправился в столово-кухонный сектор лагеря — там находились столы, за которыми можно было удобно работать, и принялся за дело, обрезая трубки по нужной длине и сгибая жесть. Пока я всем этим занимался, то несколько раз замечал, как Ольга смотрит на меня, проходя мимо, однако стоило мне поднять на неё глаза, как девушка отводила взгляд и удалялась. Детский сад какой-то. Но, несмотря ни на какие отвлекающие факторы, к вечеру я смог создать пилотный образец глушителя оригинальной модели на основе резиновых трубок и после ужина с чувством глубокого удовлетворения отправился спать в землянку, сделанную для меня и Павлова. Кровати здесь как таковой не было — просто земляной выступ соответствующей формы, поверх которого постелен лапник, а сверху ватный матрас (их только для командиров притащили из деревни). Вместо одеяла — шинель. В общем, жить можно.
На следующее утро после завтрака я сообщил отрядному начальству, что глушитель готов и можно его испытывать. Все четверо руководителей отряда живо заинтересовались моим изобретением и решили поприсутствовать на полигонных испытаниях новейшего образца вооружения. Взяв с собой Крылова из отделения Хомича мы отошли в лес на пару сотен метров, там я вручил красноармейцу вальтер с закрепленным на стволе глушителем, проинструктировал, затем поставил бойца к дереву так, чтобы ствол прикрывал его от пистолета и, отойдя назад на пятнадцать метров скомандовал: «Огонь!». Крылов, в соответствии с ранее полученными указаниями, произвел восемь выстрелов, сопровождавшихся звуками на уровне хорошего шлепка ладонью по столешнице — очень неплохой результат для поделки, сделанной, что называется, на коленке. Подозвав бойца, я осмотрел изделие — повреждений не видно, а то ведь были опасения, что может разорвать при выстреле, потому и использовал Крылова, а не сам стрелял.
— Ну вот, товарищи командиры, результат вы сами только что видели и слышали, — обратился я к присутствующим, — громкость звука значительно снижена, в лесу дальше ста метров никто ничего не услышит. А если поблизости есть другие источники шума, то это расстояние может сильно сократиться. Но надо отметить, что существует опасность разрыва резиновых деталей, поэтому вот этот глушитель больше использовать нельзя, а новый можно сделать за пару часов.
Кузнецов, задумчиво прищурившись, смотрел куда-то вверх, видимо, прикидывая возможности использования нового устройства в различных боевых ситуациях, а Антипов, со словами: