Увечный поручик или приключения советского сержанта в 19 веке
Шрифт:
— Ясно, погоняй скорей!
«Значит, эпидемия. А центральные газеты не пишут ничего. Поможет пенициллин или нет от этой заразы?» — напряженно прикидывал в уме Евгений. — «Вот природе нет никакого дела до бед человеческих — все цветет и благоухает, а люди умирают среди этого великолепия».
Сойдя у крайних домов, Аркадьев почти бегом направился к усадьбе. Деревня словно вымерла и на улице не видно было даже детей. Вид господского дома тоже не внушал спокойствия — ни одного человека, зато несколько колясок. Едва войдя в парадную, Евгений все понял: зеркала были прикрыты черной тканью. Из боковой комнаты выбежала Серафима, в темном платье и платке, и, заплакала, упав на грудь Аркадьеву. Спрашивать было нечего и Евгений
«Словно утащила за собой мою любимую», — невольно подумал Женя, чувствуя, как слезы стекают по щекам, но не в силах вытереть их. В доме стоял противное зловоние от свечей и ладана. Деревенский поп и служки старательно выводили молитвы, но Евгений ничего не слышал. Пять лет жизни в этом мире мелькали у него перед глазами и образ Ани, как доброго ангела витал над ним все время.
Следующие десять дней он просто не запомнил. Похороны и многочисленные соболезнования прошли как бы в стороне, а на душе оставалась пустота. За все время он не сказал и десяти слов, зато окружающие, казалось, говорили без умолку. Евгений спал не больше пяти часов и вскакивал от пения петухов в три часа ночи, не в силах больше заснуть, и уезжал на лошади подальше от людей. Он не считал себя сентиментальным или особо чувствительным, но горе придавило его и лишило всех чувств и желаний.
Только на пятнадцатый день, Евгений вызвал Артура, Лизу и Серафиму и попросил рассказать подробности.
— Эпидемия началась по всей губернии в мае, думали обойдет нас, но …, - растерянно говорил Артур. — Больше 200 человек умерло по губернии, в деревне пятеро — все пожилые. А Анна Сергеевна так и не выздоровела после болезни осенью, поэтому и …
Артур всхлипнул и замолчал. Аркадьев перевел взгляд на Лизу, которая пряталась за мужем, стесняясь своего большого живота.
— Ну а ты, будущая мать, пробовала пенициллин против тифа? — мягко спросил он ее.
— Да-да, конечно, и он хорошо помог, но его не хватило на всех, а вот стариков и ослабленных он не лечит. Я сразу дала его Анне Семеновне, но, видимо, поздно, — и Лиза заплакала, смешно вздрагивая плечами.
— Эй, ребенку навредишь, мамаша! — попытался сказать Евгений строго, но получилось довольно жалко.
Серафима смотрела в пустоту синими глазами, сложив руки на коленях и выглядела подавленной. Аркадьеву хотелось подбодрить ее, но нужных слов не находилось.
— Ты что же, лечила заразных больных, а о ребенке совсем не думала? — покачал головой Женя. Лиза виновато вздохнула, а Артур сердито произнес:
— Да я ее только что не палкой отгонял — не слушает.
Артур с Лизой вскоре ушли, а Евгений подошел к Симе и поцеловал ее в губы. Она вздрогнула и смущенно улыбнулась уголками губ. Женя прижал ее к себе, почувствовав огромное желание овладеть ею. Так продолжалось целую вечность. Его рука сжала ее грудь, но Сима выскользнула и шепнула:
— Нельзя, милый — траур.
— Да, пожалуй, ты права, Сима-Фима, но долго так я не продержусь.
Зазвонил колокольчик на обед, и ожившая Серафима взяла под руку своего жениха, впервые за последний месяц почувствовав желание поесть.
Через две недели нотариус в Курске огласил завещание, по которому все права на Климово закреплялись за Аркадьевым. Женя удивился, что Анна Семеновна оставила племяннице только деньги, но потом понял, что она всецело доверяла ему и не собиралась сомневаться.
Немного отойдя от смерти любимой, Евгений тщательно проинспектировал свое огромное хозяйство и невольно зауважал отца и сына Мюллеров. Порядок был просто образцовый, а новая система севооборота дала отличные плоды.
«Надо на следующий год увеличить им процент с дохода — пусть стараются», — размышлял Аркадьев, слушая отчет управляющих. Он уехал на две недели в Вяземское без Серафимы, которая взвалила на себя управление имением, въедливо проверяя доклады управляющего, дворецкого, а также деревенского старосты. Все они считали ее законной хозяйкой имения, а к Евгению обращались по совсем уж крупным вопросам.
В середине августа со станции приехал своим ходом первый трактор с инструктором с завода. За две недели он обучил четырех грамотных парней и те, поочередно, работали на уборке яровых, а затем попробовали пахать. Результаты убедили всех скептиков, а Аркадьев пообещал, что пришлет к весне еще три трактора, а то парни чуть ли не дрались за возможность поработать на машине.
Время, проведенное в Вяземском, окончательно вылечили Аркадьева от тоски по Анютке, хотя по ночам часто снилась ее задумчивая улыбка и тонкие пальцы рук. Почти все время он проводил в саду с Мичуриным, который считал необходимым посвятить хозяина во все тонкости выведения новых сортов. Евгений слушал Ивана Владимировича и поражался размаху и фантастичности его идей.
«Надоест с металлом заниматься — буду сады выращивать», — мечтал Женя, хотя его внутренний голос откровенно смеялся над этими фантазиями.
В конце августа от Костовича пришло письмо с просьбой вернуться в Петербург — в военном министерстве начались подвижки по выделению денег на самолет.
Уезжать не хотелось, в деревне было намного спокойнее, но дело требовало. Аркадьев взял Серафиму и повез в Курск к нотариусу и в банк, чтобы она свободно пользовалась деньгами. Ехали без кучера, обязанности которого выполнял Евгений. Утро было просто сказочное, уже не было летней жары, но и осень еще не грозила дождями и холодом. Через час пути они свернули к небольшой речке и остановились напоить лошадей. Тихое журчание воды, пересвист какой-то птицы и легкий теплый ветерок сделали свое черное дело: Женя поднял на руки легонькую Симу и унес ее на полянку с мелкой травой. Целуя ее соленые губы, он неуклюже стащил с нее юбку с блузкой и погрузился в нее. Мир вокруг перестал существовать для них и осталось всепоглощающее обоюдное наслаждение. Прошла, казалось, вечность и только громкое карканье вороны вернуло их в действительность. Женя продолжил целовать ее шею и грудь, постепенно снимая остатки одежды с нее и с себя, а потом опять вошел в нее, не отпуская губами грудь. Через минуту Сима начала стонать в ритме движений, а в конце впилась зубами в плечо Евгения. Хотя было довольно больно, он закончил начатое. Серафима изогнулась от судороги и стона, потом медленно успокоилась.
«У них, похоже, это фамильное — кусаться во время соития», — подумал Женя, вспомнив Анютку и не в силах оторваться от невесты. Только через полчаса Сима привстала и потянулась за одеждой.
— Ты как хочешь, а я окунусь, — произнес Аркадьев и побежал в воду, выискивая место поглубже. Вода была уже прохладная, поэтому Сима только слегка ополоснулась, зато Евгений минут десять охлаждался в потоке.
На обратном пути из города Сима сидела, крепко прижимаясь к своему жениху. Уже перед имением Аркадьев максимально строго посмотрел на Симу:
— Закончишь все дела по имению и после первого снега приезжай в Петербург — сыграем свадьбу под Новый Год.
Глава 53
О чем может думать молодой мужчина во втором классе поезда, сидя у окна? Естественно, в первую очередь о работе, или деньгах, а во вторую — о женщинах. Евгений Аркадьев, конечно, думал о работе … некоторое время. Хотя ему предстояли непростые переговоры в военном ведомстве, это его мало волновало. Еще со студенческой скамьи он заметил за собой интересное качество: если он хорошо знал предмет, то переспорить его было невозможно, поэтому в таких случаях он предпочитал экспромт длительной подготовке.