Увертливый
Шрифт:
То, что сейчас обдумывал Петр, было похоже на приготовление к достопамятному прыжку – такая же авантюра. Только не было ужаса, что «давит» на мозг и мешает рассудку. Галкин пришел к заключению, что должен кое-что прикупить на базаре – так пустяки, кое-какую, но крайне необходимую мелочь. Для этого завтра же надо уйти в самоволку, среди бела дня, минут на пятнадцать не больше. Самоволка – это грубый проступок: нужно еще раз себя испытать.
На утро в половине десятого он вышел из писарской, покинул штаб и, приблизившись к проходной, наблюдал, как в обе стороны через проход следовали вольнонаемные и офицеры. Они показывали в окошечко пропуск. Дежурный изнутри отпирал калитку. Люди проходили. Когда народ валил «косяком» калитка практически не запиралась. В одно мгновение Петя очутился в проходе и, «вибрируя», двинулся к выходу. Люди, мимо которых он пробирался, казалось, застыли на месте. «Пропеллерное» состояние отнимало силы. Лишь отойдя от части, Петя смог расслабиться и быстрым шагом направился к рынку. Ему даже не нужен был сам рынок. Перед входом несколько женщин развернули лотки и продавали мелкие вещи. Он быстро нашел, что искал. Это были дешевые растягивающиеся перчатки из непрочной синтетической ткани. Расплатившись и сунув покупку в карман, он уже собирался вернуться, когда услышал окрик: «Боец, идите-ка сюда!» Петя оглянулся. Сзади шагах в двадцати стоял патруль: незнакомый старший лейтенант и два солдата с красными нарукавными повязками. «Это я вам, вам говорю! – подтвердил офицер».
От неожиданности, у Галкина пересохло во рту. С досады он скорчил рожу и, кинулся в рыночную толчею, патруль следовал за ним. Остановившись, Галкин видел, что патруль не отстает. Войдя в «пропеллерное» состояние, Петя пошел навстречу, проскользнул мимо и, уже за воротами рынка, спокойно побрел к проходной. А, приблизившись, оглянулся и понял, что оторваться не удалось: патруль засек его и теперь, не спеша, приближался, уверенный, что от него не спрячешься. Вибрируя, Галкин скользнул в проходную и скоро был в штабе. В туалете, на сапожном станке – очистил от уличной пыли обувь, вышел и, уже в коридоре, попал на глаза заместителю начальника штаба.
«Вот что Галкин, – сказал капитан. – Зайдите ко мне».
– Есть!
Петя с готовность шмыгнул в кабинет.
– Я – по поводу сержанта Бульбы…
– А что с ним?
– Кажется, ему грозят неприятности. Кое-кто собирается его проучить.
Капитан (сам самбист) всегда хорошо относился к Тарасу, а заодно и к Пете, поэтому Галкин честно признался:
– Он мне не может простить тот прыжок.
– Да, вы здорово подвели своего командира!
– Знаю. Но что я могу теперь сделать? Он не хочет со мной разговаривать.
– Понимаете, ему угрожает опасность.
– Бульба себя в обиду не даст.
– Я надеюсь… Но на этот раз все серьезнее. Как говорится, «Нашла коса на камень». Вы знаете, почему целый месяц он лежал в госпитале?
– Он ничего не сказал.
– Они ударили его ногой в пах и что-то там повредили.
«Кто эти гады?» – притворился незнающим Петя.
– Я не в праве вам говорить. Это может плохо закончиться.
– Для Тараса?
– Для всех… И прежде всего для части. Нам ЧП не нужны.
– Понимаю.
– Командование даже подумывало перевести Бульбу в другую часть. Но ему осталось служить меньше года. И потом, могут достать везде – все равно мы виноватыми будем: не смогли воспитать.
– Извините, товарищ капитан, а вы на чьей стороне?
– На стороне части.
– Все ясно. Разрешите идти?
– Да, конечно.
– Капитан был явно разочарован таким завершением разговора.
«Хороший мужик, – отметил про себя Галкин. – Но и он не решается говорить все, что думает. Даже не признался, чего от меня хотел».
Приблизившись к писарской, Петя машинально расстегнул пуговку на груди, где под гимнастеркой прятал мягкую полевую фуражку. Но, подойдя к двери, насторожился и застегнул обратно. «А вот и он, собственной персоной!» – объявил Вовик, как только Петя показался в дверях. Он обращался к сидевшему за столом Галкина, офицеру патруля. В один миг входивший собрался в комок «включил пропеллер» и, проведя «ювелирную» операцию, возвратился к приоткрытой двери. «Ну что устроил сквозняк? Закрой дверь, салага!» – заорал Толик. «Отойди от двери! – зарычал Вовик. – Толь, встань-ка там, придержи его. Он сейчас захочет удрать. А теперь отвечай, где тебя только что черти носили. Признавайся, что ты делал на рынке? Ты что оглох? Отвечай! С тобой говорят! Где ты был?»
– У замначштаба.
«Врешь!» – заорал Вовик и, размахнувшись, бросил кулак в лицо Галкину. Но Галкин откинулся, и кулак просвистел мимо цели. Старший лейтенант вскочил с места.
– Эй! Эй! Эй! Петухи! Успокойтесь!
– Что ты у капитана делал, салага? Я тебя спрашиваю! Чем вы там занимались?
– Обсуждали кое-какие вопросы.
– Какие такие вопросы?
– Я не обязан вам говорить.
– Нет, ты скажи, какие вопросы?
– Если вам нужно, спросите его самого.
– Ах ты гад! Да я тебя…
«Постойте, постойте! – урезонивал офицер. – Давайте, действительно спросим».
«О чем спрашивать! Врет он! Не мог он там быть!»
– А все-таки.
– Ну, как хотите… Только это все зря. Он что-нибудь придумает, выкрутится. А ну пошли! Пошли! – Вовик почти втолкнул Галкина в кабинет заместителя начальника штаба. – Товарищ капитан, этот сучара говорит, что он только что был у вас, а не шлялся по улицам!
– Товарищ, ефрейтор, выйдите отсюда! И войдите, как полагается! А вы Галкин останьтесь.
Вовик, как ошпаренный, вылетел из кабинета и заглянул обратно:
– Разрешите войти, товарищ капитан?
– Войдите. Застегнитесь. Как стоите ефрейтор! Поправьте ремень! Вот так-то лучше! А теперь докладывайте, в чем дело.
– Эта сучара…
– Отставить! «Рядовой Галкин»!
– Так точно! Этот рядовой Галкин только что был в самоволке, а врет, что сидел у вас, дескать вы с ним о чем-то беседовали…
– Да, он был здесь. А о чем беседовали, не сказал?
– Никак нет.
– И правильно сделал. Это вас не касается.
– Вы его покрываете!
– Что такое!? Товарищ ефрейтор! Вы его видели в самоволке?
– Я лично не видел.
– А кто видел?
– Вот – товарищ старший лейтенант.
Патрульный приоткрыл дверь и спросил: «Разрешите войти?»
– Да войдите. Это вы его видели?
– Я видел какого-то солдата, который подходил к проходной.
– Вы узнаете его?
– Извините, чужие солдаты для меня на одно лицо.
– Тогда почему вы решили, что это он?