Увеселительная прогулка
Шрифт:
— А я — от рождения?
— Стоит послушать, как хладнокровно ты повествуешь о своих преступлениях, как спокойно сознаешься в том, что при первой возможности готов удрать… На мой взгляд, ты принадлежишь к категории трудновоспитуемых.
— Я уже тоже об этом думал.
— О чем?
— Что я такой родился.
— Любопытно…
— Я подумал, что самое лучшее для всех нас — поскорее с этим покончить.
— Как это покончить?
— Становится ведь все хуже и хуже, — сказал
— Как это «хуже и хуже»?
— Чем дальше, тем хуже… я уже слишком многое забыл. Я не помню, как выглядела Рут, не помню, что произошло в тот вечер.
— Рут выглядела вот так. Фото сделано за три месяца до ее смерти.
Лутц протянул Оливеру фотографию. Оливер внимательно на нее поглядел, отдал Лутцу обратно и медленно произнес:
— Не знаю, она ли это.
— Ты хочешь сказать, что никогда не видел этой девушки?
— Я видел в своей жизни многих девушек, но ни одной не помню. Я не могу даже представить себе лицо моей мамы. Что поделывает мама? Как она поживает? Есть ли у меня еще мама?
— Насколько мне известно, твоя мама поживает хорошо. Ты ведь знаешь, что она разводится с твоим отцом?
— Что вы сказали?
— Извини, я думал, Отец тебе все рассказал.
Оливер молчал.
— Но это не повлияет на исход твоего процесса.
— Когда наконец состоится этот процесс?
— Тебе не терпится?
— Если это еще протянется, я все позабуду.
— Это уже не имеет значения, у нас есть твои показания.
— Да, да, конечно, только сомневаюсь, правда ли то, что я вам рассказал.
— Судьи сочтут это правдой.
— Я бы так хотел помочь установить истину. Почему Рут не пишет?
— Что ты хочешь этим сказать?
— До нее же наверняка дошли слухи про всю эту историю…
— Если бы Рут была жива…
— Я однажды слышал про девушку, которая пропадала целых четыре года, а ее друга тем временем осудили. Девушка знала про это и радовалась. Неужели Рут тоже радуется?
— Это тебе нисколько не поможет, — сказал Лутц.
— Мама ушла к Тобиасу Петерману?
— Это, должно быть, тот человек, из-за которого твои родители разводятся?
— Будь я на месте папы…
— Будь ты на месте папы?..
— Я бы убил маму.
— Тебе, как видно, нравится убивать женщин.
— Таких женщин надо убивать.
— Таких девушек, как Рут, — тоже?
— Можно мне увидеться с папой?
— До суда — нельзя.
— Я ненормальный.
— О, ты вполне нормальный, твои умственные способности выше среднего уровня, и ты отлично отдаешь себе отчет в своих поступках.
— Вы находите?
— Конечно!
— Тогда самое лучшее, чтобы меня как можно скорее осудили.
— Правильно, — заключил Лутц. Он встал,
10 сентября, 15 часов 20 минут
ГОСТИНАЯ В ДОМЕ ЭПШТЕЙНА
Тобиас осторожно положил на журнальный столик соглашение о разводе, откинулся на спинку дивана, затянулся сигарой — он любил сигары, — отпил глоток виски «блэк лебел» и сказал:
— И ты подписала эту собачью чушь?
— Почему собачью чушь?
— Здорово он нас облапошил.
— Нас?
— Тебе известно, сколько вы еще должны за дом?
— Понятия не имею.
— Вот видишь.
— Я тебя не понимаю.
— Я все время чуял подвох.
— Тоби, — взмолилась Сильвия, — я правда не понимаю, о чем ты…
— Твой Эп нас здорово облапошил.
— Ты не смеешь так говорить. Эп невероятно великодушен. Он оставляет мне дом, мебель, машину. Себе он хочет взять всего один ковер и две картины.
— Ну-ну, попробуй продать дом, и ты увидишь, что тебе останется. Хорошо еще, если не придется доплачивать.
— Ты так думаешь?
— Что значит, «думаешь» — «не думаешь». Это чисто экономический вопрос.
— Ну, а мебель?
— На что нам сдалась эта мебель?
— Но я хочу обставиться своей мебелью.
— Кое-что мы, конечно, возьмем.
— А остальное?
— Продадим. Куда нам столько мебели?
— По-твоему, это будет правильно?
— Мебель всегда вызывает неприятные воспоминания.
— Тут ты, безусловно, прав.
— Эп вообще оказался малый не промах.
— Как ты можешь так о нем говорить?
— Ловко он тебя загнал в западню.
— В западню? Это ты — западня? Ты что, недоволен?
— Ты, видно, не удосужилась прочесть это соглашение еще раз?
— Я его читала не один раз.
— И этот пункт тоже? «Моя жена Сильвия Эпштейн сообщила мне, что она оставляет меня и моего сына Оливера, чтобы сойтись со своим другом Тобиасом Петерманом. Исходя из ситуации, создавшейся по воле моей жены, я заявляю, что согласен на развод…» Заметила ты наконец?
— Что я должна заметить?
— Эп подвел тебя под удар: выходит, развод по твоей вине, потому что ты изменила ему со мной. Тебе крышка.
— Но ведь это чистая правда.
— Что чистая правда?
— Я оставила Эпа ради тебя.
— Но зачем же быть дурой и открыто признавать это?
— Пожалуйста, не обзывай меня дурой.
— Извини.
— Я же оставила Эпа ради тебя.
— Послушай-ка. Я тоже оставил жену. Но мне и в голову не пришло сказать: я больше не могу жить со своей женой.