Увеселительная прогулка
Шрифт:
— Хочу еще раз в жизни дать настоящий тираж такой вот дрянной газетенке.
— «Миттагблатту»?
— Вот именно!
— Но главный редактор пока что я.
— Я могу и подождать, — сказал Зайлер и вполне миролюбиво улыбнулся.
— Тогда позволь задать тебе вопрос: если в один прекрасный день ты убедишься, что можешь стать главным редактором только через мой труп…
— Я прикончу тебя не моргнув глазом.
— На это ты неспособен.
— Клянусь. Через твой труп — так через твой труп, если нельзя иначе.
— О’кей, я тебе в этом помогу.
— Ну что ты за человек. Никак не можешь поверить, что я не
— Я назначу тебя своим заместителем.
— Повторяю тебе еще раз — дело не в этом.
— Но это тебе не повредит.
— Ты что, серьезно?
— Я собираюсь в Париж.
— Зачем?
— Просто так. Хочу выяснить на месте, не надо ли нам завести там собственного корреспондента.
— Конечно, мы должны иметь в Париже своего человека. Не из-за переговоров о Вьетнаме, а вообще…
— Знаешь, почему я назначаю тебя своим заместителем?
— Неужели нет? Тебе кажется, что так будет легче меня контролировать.
— Точно.
19 августа, между 15 и 16 часами
В ОДНОМ ЦЮРИХСКОМ БАРЕ
— Почему ты все еще со мной на «вы»? — спросил Эрвин Голь.
— У меня свой принцип, — ответил Вилли Кауц.
— Так. У тебя принцип. Я уже рассказал тебе всю свою жизнь и собирался рассказать о своих отношениях с женой, а ты не желаешь говорить мне «ты». Карло, еще два джина с тоником. С тех пор как я побывал в Америке, никак не могу отвыкнуть от этого джина с тоником. А пить мне нельзя. Много нельзя. Один врач, прекрасный терапевт, сказал мне — да ты вообще-то знаешь, что такое терапевт? Ах, знаешь, ну так вот, этот терапевт сказал, дело, мол, не только в печени, печень можно вылечить, если, конечно, вовремя захватить, все дело в голове, сказал терапевт, в сосудах мозга, мозг вам еще нужен, сказал он, а ведь алкоголь снижает мыслительную способность. Он, конечно, прав, но я к нему все равно больше не пойду. Домашние врачи проще. Они не так воображают. Мой всегда говорит: все обойдется, надо вам разок-другой посидеть в ресторане, старайтесь думать о красивых женщинах или заведите себе какую-нибудь… Ну, так из какого это принципа ты не можешь перейти со мной на «ты»? Ведь когда я тебе «тыкаю», ты не протестуешь? Я тоже человек принципиальный. Неужели же оттого, что сегодня я преуспевающий делец, со мной надо обязательно быть на «вы»? Господи, ведь подумать только: в прежние времена я бывал счастлив, если кто-нибудь — здесь, в этом баре, — подносил мне рюмочку. Что же, и тот парень должен бы сегодня говорить мне «вы»?
— У меня такой принцип: дело есть дело, а джин есть джин, — сказал Вилли Кауц.
— Для меня что-то уж очень мудрено, но…
— Это форма самозащиты. Если я буду с вами на «ты», то не смогу с выгодой для себя вести дела. Вам понятно?
— Нет. Но это не беда.
— О’кей, — сказал Кауц. — Тогда продолжим разговор. Значит, вы твердо решили развязаться с магазином?
— Стой-ка, меня вдруг осенило. Ведь ты женат?
— Конечно.
— Давно?
— Лет двадцать пять или около этого.
— У тебя есть жена?
— Вот так вопрос!
— У тебя есть дочь?
— У меня три дочери и два сына.
— Значит, у тебя есть дочь.
— Ясное дело.
— Ей шестнадцать?
— Может быть. Я точно не знаю, сколько лет моим детям.
— Твою дочь зовут Рут?
— За их имена я не в ответе.
— Так ведь Рут от тебя сбежала.
— Откуда вы знаете?
— Сегодня в двенадцать часов я случайно слышал объявление по радио.
— Что вы слышали?
— А вот что: семнадцатого августа — то есть позавчера — во второй половине дня ушла и не вернулась домой шестнадцатилетняя Рут Кауц.
— Да, да, это так.
— И ты даже не подозреваешь, куда она могла деться?
— Пока что нет. Но почему вас интересует моя сбежавшая дочь?
— Я человек отзывчивый. Ведь ты, наверно, ужасно переживаешь.
— Я — нет. Жена. Я этого не принимаю так близко к сердцу.
— А куда она пошла? Выскочила на минутку за сигаретами?
— Нет. Рут собиралась пойти купаться. В школе у нее в тот день не было занятий, и после обеда она решила искупаться.
— И не вернулась?
— Так вы же слышали по радио.
— А вдруг с ней случилось несчастье?
— Возможно, но жизнь продолжается, и я должен заниматься делами. На то у нас, в конце концов, есть полиция.
— На что у нас есть полиция?
— На то, чтобы искать сбежавших детей.
— Но ведь Рут могла утонуть!
— Не исключено.
— Куда она пошла купаться?
— Она что-то говорила про своего школьного товарища. У него-де есть лодка…
— По-моему, это ужасно.
— У вас есть дети?
— В том-то и дело, что нет. Потому я так и переживаю за чужих детей.
— Рут удирает не в первый раз.
— Ах, вот почему…
— Что «почему»?
— Ты не слишком беспокоишься!
— Она у нас молодая, да ранняя. Если ей вдруг взбредет в голову, она ни с того ни с сего может махнуть в Женеву, автостопом. Там живут родители жены. Может, ей не повезло и она не успела за день добраться до Женевы.
— Но по радио это прозвучало совсем не так.
— А как?
— Трудно сказать. Во всяком случае, я понял…
— Что вы поняли?
— Видишь ли, когда речь идет о детях — тут я особенно впечатлителен…
— Хотя своих у вас нет.
— Именно поэтому. Клара бездетна — вот какая история. Я давно хотел усыновить ребенка — одного или двоих… Но теперь, когда Клара… А что говорит твоя жена?
— Она вроде вас. Места себе не находит — ни днем ни ночью. Ест себя поедом. Считает, что во всем виновата она.
— А почему?
— Ладно уж, вам я, так и быть, скажу. Рут у нас самая младшая. Собственно говоря, еще один ребенок нам был ни к чему. Жилось тогда нелегко. И моя жена — на нее, знаете ли, иногда находит дурь, — так вот, моя жена в первые месяцы беременности ворчала, кляла судьбу, хотела вытравить плод и бегала по всяким бабкам, но ничего не помогло. Ребенок явился на свет. И надо же — прехорошенькая девочка, красивее всех остальных детей! И теперь, когда с ней что-нибудь неладно, жена казнится: это, мол, все оттого, что она не хотела этого ребенка…
— Какие они сейчас — девчонки этого возраста?
— Что вы имеете в виду?
— Да ничего особенного. Читаешь ведь всякое. Нынешние девчонки гораздо, гораздо…
— Не знаю, то ли вы имеете в виду, но у Рут нет дружка, во всяком случае постоянного.
— Я этого и не думал. Ну а в остальном?
— Они знают, что к чему. Можете не сомневаться.
— Ты сам ее просвещал?
— Отчасти. Во всяком случае, я позаботился о том, чтобы мои дочери принимали таблетки.
— Таблетки?