Ужас школьного подвала

Учительница была мертва. Ее толстые ноги в странных полосатых чулках высовывались из-под стола. Носки больших черных туфель торчали вверх, к потолку. Бентли вытянул вперед шею. Он не верил своим глазам.

И все случилось из-за него. Это он напугал учительницу до смерти.

Вскрикнув, Бентли проснулся.

— Эй, Бент! Что с тобой?

В спальне зажегся верхний свет. Бент зажмурился. В дверях стоял отец. Он был явно недоволен.

— Это что, твоя очередная

Сочувствия на его лице не было. Тревоги тоже. Было одно только раздражение.

— Нет. Мне приснился плохой сон, — сказал Бентли.

Отец скептически поднял бровь.

— Очень жаль. А теперь ложись и спи. И сделай одолжение, будь добр, постарайся обойтись без сновидений.

Щелк — свет погас. Бах — закрылась дверь. Плюх — Бент откинулся на подушку. Разве он виноват, что ему все время снится один и тот же сон?

Да, виноват.

Ведь это из-за его розыгрыша все произошло. Но разве могло ему тогда прийти в голову, что учительница окажется такой… чувствительной!

Все ожидали, что после этого злосчастного случая Бент изменится. И на какое-то время он и правда притих.

Но жизнь в школе Грейвьярд — у кладбища — была бы слишком тяжелой без развлечений, изощренных шуток и рискованных выходок. И он мало-помалу вернулся к своим старым привычкам. Сначала это была всего лишь невинная шутка, испытанная уже много раз, — резиновый таракан, подсунутый в чью-то тарелку. Он не мог поверить, что кто-то снова купится на это. Крик ужаса, который издала безупречная до тошноты Полли Хэнна, и смех остальных его одноклассников был так приятен.

На следующий день Бент подсунул кому-то точь-в-точь как настоящую пластиковую блевотину. И это опять сработало.

Он вновь был в игре, отвоевывал назад свою территорию — Несносный Бент, Бент-хохмач, Бент-король-всех-приколов вернулся.

И не просто вернулся, в своих выходках он превзошел самого себя.

Ну и пусть ему никто не верит. Ну и пусть даже от родителей он не видит сочувствия, когда его мучают ночные кошмары.

Все равно игра стоит свеч.

В школе Грейвьярд можно только так — или смейся, или ложись и помирай.

А Бент-хохмач пока что не умер.

Он повернулся в кровати, ткнул кулаком подушку. Кошмар, кошмар, уходи, убирайся…

Да, игра стоила бы свеч, если бы не эти кошмары.

«Буду думать о другом», — решил он. И тут вдруг вспомнил, что на следующий день в школе должна появиться новая учительница. А новая учительница — это новая жертва, которая еще незнакома с шутками Бента. Она не будет всякий раз привычно подозревать его, когда что-то произойдет.

Эта мысль подняла ему настроение. И он заснул, замышляя дерзкие каверзы, чтобы напугать учительницу.

Обычный кошмар в эту ночь больше не приснился. И новый кошмар тоже не приснился. Кошмары отпустили его. И он вообще ничего не видел во сне.

И ничто не подсказало ему, что жизнь в школе Грейвьярд скоро примет еще более зловещий оборот, войдя в зону далеко не шуточную.

И выражение «умереть от смеха» приобретет новый смысл.

Школа Гроув-Хилл стояла на отшибе, на самом краю городка Гроув-Хилл.

На отшибе, потому что рядом не было ничего, кроме старого кладбища на холме за школой. Оно-то и дало школе ее прозвище: Грейвьярд — у кладбища.

Кладбище также было причиной всех странных и страшных событий, которые стали неотъемлемой частью повседневной жизни несчастных учеников.

Взрослые этого, казалось, не замечали. Они считали, что существуют логические объяснения прогулок привидений в мужском туалете, таинственных исчезновений учителей и пугающего поведения доктора Мортхаус, директрисы школы.

— Ерунда, — говорили родители своим детям-первоклассникам. — Доктор Мортхаус вовсе не людоедка. И металлических клыков у нее нет.

И ко второму классу большинству учеников уже удавалось научиться сдерживать слезы, когда доктор Мортхаус улыбалась им.

А к третьему классу они уже настолько привыкали к блеску металла в ее улыбке, что почти не замечали его. К тому же им и без того было о чем подумать. Например, как выбраться из школы Грейвьярд живыми.

И все же при свете дня школа казалась вполне обычной: фасад с колоннами, истертые каменные ступени, обычные окна и двери. Рядом площадка для игр, стоянка для учительских машин и еще специальная площадка, где утром автобус высаживал ребят, а в конце дня забирал их.

Так что, возможно, не было ничего удивительного в том, что на лице учительницы, поднимавшейся по школьным ступенькам в это яркое солнечное утро, сияла такая же яркая солнечная улыбка.

Все-таки она была новенькой. На ней были брюки и вязаный жакет. У нее были мягкие рыжие волосы и россыпь чуть заметных веснушек. Глаза у нее были зеленые, а в ушах поблескивали крошечные золотые сережки. И улыбка ее была милой и дружелюбной. Ничего похожего на металлический клык не сверкало угрожающе в ее учительском рту.

От ее улыбки собаки не разразились бы лаем, а дети бы не расплакались.

Такая улыбка была несовместима со школой Грейвьярд.

Но учительница этого не знала. И продолжала улыбаться, поднимаясь по ступеням и входя в здание в первый день своей работы в школе Грейвьярд.

Она не отличалась проницательностью. И даже не представляла себе, что вскоре произойдет.

– Доброе утро, класс! — бодро произнесла учительница. Ряды настороженных лиц повернулись к ней. Кое-кто пробормотал нечто неразборчивое, что должно было означать ответ на приветствие.