В августе 41-го. Когда горела броня
Шрифт:
Петров усмехнулся — действительно, выглядело это глупо.
— Ладно, Евграфыч, спасибо. В общем, мне от тебя нужен КВ к вечеру, Т-26 завтра и «тридцатьчетверка» лейтенанта Бурцева послезавтра.
Рогов крякнул:
— Ну вы, товарищ старший лейтенант, крутенько беретесь, такой темп задаете…
— А ты видишь, каким темпом у нас танки летят? — тихо спросил старший лейтенант.
Техник молча кивнул, затем встал по стойке «почти смирно», ткнул пальцами в висок и, развернувшись, побрел туда, где его перемазанная маслом, смертельно уставшая команда с лязгом, грохотом и матом приводила в чувство подбитый танк. Петров обошел КВ и пошел искать комиссара. Беляков нашелся возле машины Турсунходжиева, где он организовал что-то вроде собрания по обмену опытом. Командиры экипажей, смертельно уставшие, подавленные потерями и неудачей, вяло рассказывали, с чем им пришлось столкнуться в бою за Воробьево. Петров покачал головой: железный комиссар, как видно, думал, что разговор отвлечет людей от тяжелых мыслей, но, меряя по себе, как всегда несколько переоценил их возможности.
— Значит так, инвалидная команда, — жестко сказал он, оглядывая мрачные, потухшие какие-то лица. — Хватит штаны просиживать. Займитесь машинами, через десять минут доложить о повреждениях, наличном боезапасе, имеющемся топливе, а главное — масле. У кого завтра дизель клина даст — убью. Товарищ батальонный комиссар, мне нужно с вами поговорить.
Командиры разбрелись по машинам, комиссар и новый комбат отошли в сторону.
— Михаил Владимирович, — с ходу начал Петров, — я знаю, чем это сделано.
Он ткнул пальцем в сторону КВ и продолжил:
— Это зенитка, я видел один раз, там, еще у границы, у меня на глазах две такие сволочи за пять минут восемь танков выбили. По размеру дырки — ее снаряд. Товарищ комиссар, нужно доложить комдиву, чтобы завтра он нас по открытым полям не пускал, иначе — кранты, все, что осталось, мгновенно перестреляют, как уток.
— Думаю, Ваня, такая возможность тебе сейчас представится, — сказал, прислушиваясь к чему-то, Беляков. — Если не ошибаюсь, этот немецкий автомобильчик Тихомиров вчера присылал за Юрой.
Трофейный вездеход выехал на поляну, и адъютант комдива медленно вылез из машины. Вчера еще щеголеватый, в новеньком обмундировании, сегодня он выглядел осунувшимся, потускневшим. Зеленую командирскую гимнастерку сменила обычная, с наспех перешитыми петлицами, синие бриджи имели плачевный вид. Адъютант с минуту озирался, затем подошел к комиссару и отдал честь.
Тихомиров действительно вызывал их к себе; оставив за старшего Турсунходжиева, комиссар и комбат сели в машину. Они уже выехали из леса, когда Петров сказал младшему лейтенанту, который, одновременно с адъютантскими, выполнял обязанности водителя:
— Сверни в 717-й.
— Товарищ полковник велел ехать в штаб, — удивленно вскинулся младший лейтенант.
— Не «велел», а «приказал», — поправил Петров. — прямо в полк не надо, вон на ту горку въедешь и подождешь нас немного. Мне нужно поле боя увидеть.
Адъютант попробовал протестовать, но комиссар мягко повторил то же, что и Петров, теперь уже как приказ. Младший лейтенант пожал плечами и свернул на узкий проселок, машина проехала полтора километра и встала у подножия холма. Петров и Беляков пешком вскарабкались на вершину, и молодой комбат, взяв у комиссара бинокль, принялся рассматривать поле, на котором приняли свой последний бой остатки роты Иванова. Пути машин легко читались по хорошо заметным сверху следам. Шелепин вывел роту из ложбины и повел в атаку, увлекая за собой пехоту. Потом батальоны 717-го полка попали под обстрел, залегли, и в этот момент, хотя, возможно, и чуть попозже, немецкая зенитка, или две, открыли огонь по танкам. Закопченная «тридцатьчетверка» Иванова, судя по всему, была подбита первой, от попадания сдетонировал боекомплект, и танк лишился башни. Она лежала рядом, словно отрубленная голова — здесь никто уцелеть не мог. Второй танк дымил до сих пор, бандажи катков сгорели, машина просела, люки были закрыты. Старший лейтенант пристально осмотрел кромку леса — удар был нанесен оттуда. Опустив бинокль, он передал его комиссару.
— Бесполезно, — сказал Петров. — Они уже сменили позицию.
— Думаешь, стреляли из леса? — спросил Беляков.
— Больше неоткуда, — комбат сорвал травинку и принялся задумчиво скручивать ее в кольцо. — Ребята вперед вырвались, им первым и врезали, КВ отстал, да и броня удар все же погасила, поэтому он не загорелся. Ладно, Михаил Владимирович, поехали, а то нам комдив такой фитиль вставит…
Спускаясь вслед за Петровым, Беляков с каким-то мрачным удовлетворением подумал, что тот, похоже, уже свыкся с ролью комбата. Впрочем, сейчас ему предстояло тяжелое испытание, и хотя по той единственной встрече Тихомиров не показался комиссару самодуром, все же между старшим лейтенантом и полковником — три звания.
У штаба танкистов встретил Алексеев. Майор торопливо курил, нервно оглядываясь на вход в блиндаж, чувствовалось, что начштаба на взводе. Из глубин надежного, в три наката сооружения доносился рокочущий бас Тихомирова — судя по голосу, комдив учинял кому-то жестокий разнос:
— … я вас спрашиваю русским языком: почему остановили продвижение? Ах, вы попали под обстрел? И пехота залегла? А позвольте спросить, когда батальоны понесли наибольшие потери? Не трудитесь отвечать, я сам скажу — пока валялись на пузе посреди голого поля!
Судя по тому, что ответов не было слышно, полковник ругался по телефону.
— 717-й отошел на исходные, Василий Семенович изволят гневаться, — Алексеев пожал руку сперва комиссару, затем Петрову. — Здравствуйте, товарищи. Вы ведь… — он пристально посмотрел на старшего лейтенанта.
— Старший лейтенант Петров, временно исполняющий обязанности командира батальона — комбат вскинул руку к виску.
— А-а-а, помню, товарищ Шелепин о вас говорил, — Алексеев запнулся. — Черт, не могу так, понимаю, что он нервничает…
— Что, орет? — участливо спросил Беляков.
— Хуже, — поморщился майор. — Ходит, аки туча грозовая, выслушивает, командует коротко. Все время ждешь, когда он взорвется. А тут 717-й наступление завалил…
— Ах, танки подбили? — Тихомиров на мгновение умолк, и тут же бешено заорал: — А без танков, значит, мы уже все, не воюем? Позвольте напомнить вам, товарищ майор. Некоторые положения Боевого устава пехоты РККА, часть 2, глава 14, пункт 469: «Полк является наибольшей пехотной единицей. Он может от начала и до конца вести бой собственными силами, не рассчитывая на помощь со стороны старшего начальника и других частей»! Вы забыли об этом? Мало того, что вы не выяснили, что за противник перед вами…
Похоже, командир 717-го начал оправдываться, потому что полковник на несколько секунд замолчал и продолжил уже спокойнее:
— Вас, товарищ майор, остановили четыре пулемета и две зенитки… А вот соседи ваши в село ворвались. Задачу с вас не снимаю. Все, отбой.
Судя по звуку, комдив припечатал трубку к аппарату, вслед за тем из блиндажа донеслось:
— Семен Александрович, хватит на воздухе отсиживаться, тащите танкистов сюда, будем совещаться.
Лицо комдива было красным, на лысой голове выступили капли пота. Сдержанно поприветствовав комиссара, Тихомиров кивком прервал попытку старшего лейтенанта доложить о себе и пригласил всех к столу. В штабе находились также начальник артиллерии, начальник службы тыла дивизии, другие командиры, с минуты на минуту ожидали комиссара. Кроме того вот-вот должен был появиться Чекменев, вернувшийся из очередного поиска. Как только в блиндаж, пригнувшись, спустился Васильев, комдив хлопнул ладонью по столу и зло сказал: