В час, когда взойдет луна
Шрифт:
Миша покачал головой, мир вокруг обрёл резкость. В этой шкуре было очень удобно. Даже слишком.
— А можно личный вопрос? Последний на сегодня? — Винницкий прищурился.
— Стреляй.
— Зачем тебе я?
— Ты мне понравился, — спокойно сказал Габриэлян. — Это редко бывает. Со мной, я имею в виду. И обычно в одностороннем порядке.
— Хе. Ты уверен, что я ничего такого романтического не подумаю? — улыбка у Короля была совершенно треугольная, как у Чеширского кота на рисунке в детской книге.
— Мммм… — Габриэлян оборвал лепесток у несуществующей ромашки, — подумаешь, не подумаешь… нет, не подумаешь. Ты лучше над другим подумай.
— Над чем? Колись.
— Зачем Васильев послал именно тебя именно ко мне.
Винницкий пожал плечами.
— Странно он к тебе относится. Не любит, активно не любит — за что, ты же его никогда не разыгрывал. Интересно, почему?
— Почему — что? Не разыгрывал или не любит?
— Почему не разыгрывал — ясно: он хороший мужик. Не любит почему. Он на тебя смотрит… как на ящера. То есть…
— Когда ты пытаешься так смотреть на кого-то, ты видишь ящера. Я понял. Да, где-то так оно и есть. Ну и что тебя в этом смущает?
— То, что ты не ящер. Потому что…
— Ящер, — резко сказал Габриэлян. — Я — ящер, а ты бросаешь все и идёшь домой читать Бабеля.
Впоследствии Миша говорил, что в Габриэляне пропал пророк. Сам же Габриэлян полагал, что в нем не пропал, а прекрасно реализовался роскошный развесистый дурак. Экспериментатор. Песталоцци. Мотивы Васильева Габриэлян вычислил сразу. Просто потому что один из друзей дяди, театральный актёр, тоже был «зеркалом». Он и рассказывал, как в молодости по глупости пошёл служить в армию и в первый год чуть не сошёл с ума — потерял идентификацию. Спасли книги и способность вживаться в них. Расчет Васильева был прост: Михаил Петрович полагал, что полностью освоить личность Габриэляна Винницкий попросту не сможет, а вот какой-никакой якорь на время получит. Ну а сам Габриэлян вспомнил рецепт дядиного приятеля — и решил подсунуть пареньку что-то красочное, привлекательное и несколько противозаконное. Бабель полному тёзке Мишки-Япончика был буквально на метрике написан.
А Миша Винницкий, «янычар», воспитанный и выращенный людьми, не знавшими, что такое мышление вне заданной плоскости, увидел в Бене Крике мечту совершенно других людей — согнутых в бараний рог, но все ещё живых. Мечту о человеке, которому не страшен сам господин полицейский пристав. Которому не испортишь свадьбу. Который — бандит, сволочь, скандалист — самим своим существованием обеспечивает беспросветной улице какое-то количество воздуха. И ещё мальчик Миша понял, что там, где есть государь император, не может быть короля. Потому что империя хочет владеть воображением подданных единолично. В общем, курсант Винницкий, ранее относившийся к существующему порядку вещей с равнодушным одобрением, вдруг осознал, что персонально он, такой, каким ему хотелось бы быть, с этим порядком несовместим. По причине конфликта интересов.
Ведущий: Мы выслушали мнение зала. А теперь обратимся к приглашенному эксперту. Напоминаю, что перед вами доктор социальных наук Анастасия Кузьмичёва. Итак, Анастасия Дмитриевна, правда ли, что у агнцев большие шансы быть потребленными?
Анастасия Кузьмичёва: Здесь уже несколько минут говорят об агнцах, я знаю общеупотребительный смысл слова, но мне хотелось бы услышать, что конкретно сейчас вкладывается в это понятие.
Ведущий: Ну… (неловко смеется, трет лоб) агнец — это такой очень хороший человек.
А. К.(улыбаясь): А что такое «хороший человек», Леонид? Кто-нибудь в зале готов исчерпывающе объяснить, что такое хороший человек, по какому признаку мы можем четко определить, кто хороший, а кто плохой?
Женщина в первом ряду: Альтруист. И «А» из-за этого.
А. К.: Альтруист — это человек, которому приятно помогать другим. Он делает то, что ему приятно. Так?
Ведущий: То есть хороший человек — это человек, которому приятно помогать другим.
А. К.: Но разве человек, который помогает другим, несмотря на то, что это ему неприятно, не лучше?
Ведущий не находится, что ответить, зал смущенно перешептывается, но никто не нажимает кнопку громкой связи.
А. К.: То есть, на самом деле, нам не важно, приятно кому-то нам помогать или нет, нам важно, что в условиях выбора — защищать свои интересы или наши — этот человек предпочтет защищать наши. Но разве мы не воспринимаем детей как априорно хороших людей несмотря на то, что дети — на удивление эгоистичные создания?
Ведущий: Ну-у… они реже делают зло нарочно.
А. К.: Да, и это тоже верно: преднамеренность идет в счёт. Вернёмся к нашим агнцам. А-индекс — это индекс альтруизма. На самом деле, тот, кто помогает другим через «не могу» — еще больший альтруист, чем тот, кому приятно. И на него чаще можно положиться. И «агнцами» мы называем, как правило, таких — потому что переступить через себя, когда на кону здоровье или жизнь, такой человек сможет вернее, чем альтруист, руководствующийся соображениями приятства. А-индекс с некоторой погрешностью определяется при помощи психологических тестов. Он довольно низок у детей, часто довольно высок в подростковом возрасте и обычно стабилизируется с наступлением зрелости. И действительно, люди с высоким А-индексом воспринимаются окружающими как очень хорошие люди. Теперь разберемся с самим термином «агнец». Прямое значение этого слова — ягнёнок или козленок до года; невинное, беленькое, пушистое создание. Однако в верованиях древних иудеев, кровью именно этого создания смывались их прегрешения. Предки были жестокими людьми: чтобы жил грешный человек, должен умереть невинный детеныш. Вот у меня в руках книга, я принесла ее на передачу специально. Это Библия, старинное, еще доповоротное издание. Сейчас я прочитаю из книги Исхода: «Агнец у вас должен быть без порока, мужеского пола, однолетний; возьмите его от овец, или от коз, и пусть он хранится у вас до четырнадцатого дня сего месяца: тогда пусть заколет его все собрание общества Израильского вечером, и пусть возьмут от крови [его] и помажут на обоих косяках и на перекладине дверей в домах, где будут есть его; пусть съедят мясо его в сию самую ночь, испеченное на огне; с пресным хлебом и с горькими [травами] пусть съедят его; не ешьте от него недопеченного, или сваренного в воде, но ешьте испеченное на огне, голову с ногами и внутренностями; не оставляйте от него до утра; но оставшееся от него до утра сожгите на огне. Ешьте же его так: пусть будут чресла ваши препоясаны, обувь ваша на ногах ваших и посохи ваши в руках ваших, и ешьте его с поспешностью: это — Пасха Господня. А Я в сию самую ночь пройду по земле Египетской и поражу всякого первенца в земле Египетской, от человека до скота, и над всеми богами Египетскими произведу суд. Я Господь. И будет у вас кровь знамением на домах, где вы находитесь, и увижу кровь и пройду мимо вас, и не будет между вами язвы губительной, когда буду поражать землю Египетскую».
Ведущий: Вы хотите сказать, что эта запись отражает реальное событие, имеющее отношение к обсуждаемой теме?
А. К.(улыбается): «В полночь Господь поразил всех первенцев в земле Египетской, от первенца фараона, сидевшего на престоле своем, до первенца узника, находившегося в темнице, и всё первородное из скота». Ну, сами подумайте, как это понимать?
Мужчина из второго или третьего ряда, одет в повседневную одежду диакона церкви Воскрешения: Мы все знаем, что в древние времена люди представляли себе Бога жестоким и мстительным существом. На самом деле, конечно же, Бог есть любовь — а значит, ничего описанного быть не могло.
А. К.: Но евреи жили в Египте. И египтяне с ними воевали потом. Иногда с успехом, большей частью — нет. А Библия рассказывает, как маленький народ ушел из великой империи, разгромив ее войско. Вот таким странным способом ушел. Они зарезали агнцев и съели — а по всей стране умерли первенцы. Не только дети — просто первенцы. И потом погибла армия.
Мужчина из зала: Это следует понимать аллегорически.
А.К.: Согласитесь, аллегория тут несколько грешит предметностью, а инфекционное заболевание, поражающее исключительно первенцев, науке неизвестно. Но это не важно, важно, из какой среды, из каких мифологических пластов был поднят сам термин «агнец». Древнее, архетипическое представление о том, что чтобы получить что-то у мира, нужно что-то отдать. Самое лучшее. Чистое. Незапятнанное. Не испорченное. И чем совершенней жертва, тем больше мир отдаст в ответ. Ассоциация «а» и «агнец» — это исключительно местное, русскоязычное явление. Сам термин пришел из другой страны и был изначально англоязычным, lamb. И люди в той стране мыслят именно этими категориями (стучит ногтем по переплету книжки). Именно они создатели легенды о том, что «агнцы» — жертвы, приносимые якобы нами ради собственного спасения и избавления от бед.
Ведущий: Э-э-э… мы, кажется, немного отвлеклись.
А. К.: Напротив. Мы вплотную подошли к главному: к представлению о высоких господах как о существах мифологических. Трудно, очень трудно признавать себя предыдущей ступенью эволюции. Гораздо приятнее для самолюбия — создать легенду о том, что якобы высокие господа являются существами иного порядка и что Договор Сантаны — это нечто вроде жертвоприношения Авраама. Но это именно суеверие. Симбионт — это сложный квазибиологический комплекс, которому совершенно все равно, украла ли Клара у Карла кларнет или нет. Он позволяет носителю видеть мотивы, эмоции, общую направленность личности, но он не разбирается в человеческой этике. И самый высокий шанс пойти в пищу — у негодяев. У преступников, у наркоманов, у тех, кто последовательно ведет асоциальный образ жизни. Статистически это именно так. И психологически это понятно. Высокие господа стоят выше нас, но они в значительной мере люди. Им зачастую приятно чувствовать себя еще и санитарами леса. Приносить дополнительную пользу. Ведь, в отличие от человеческого правосудия, они просто не могут ошибиться. (Взгляд в зал). У «агнцев» — при всей их притягательности — шанс много меньше, хотя и несколько выше среднего. (Пауза. Улыбка.) Они чаще предлагают себя. Вот это — правда.
Вопрос из зала: Госпожа Кузьмичёва, а если вам предложат инициацию, вы согласитесь?
А. К. (улыбаясь): Можно обойтись без сослагательного наклонения. Мне предложили. Я согласилась.
Ведущий: Госпожа Кузьмичёва, в свете этого, не могли бы вы сказать, каков ваш А-индекс?
А.К.: До недавнего времени — 75. Я агнец. Нижняя граница.
Ведущий: Наше время подходит к концу. Госпожа Кузьмичёва, хотели бы вы что-то сказать залу?
А.К.: Да. (Серьезно.) Даже самая неприятная реальность не вредит нам так, как миф. Я знаю множество людей, которые боятся следовать своим лучшим импульсам из страха быть потреблёнными. Калечат себя. Калечат своих детей. И все это… только чтобы не признать, что старшие — естественная элита. Да, естественная. Но они тоже несовершенны. Они следующая ступень эволюции, но пока страшно неуклюжая, неотработанная, с очень низким КПД. Как первые колёсные пароходы. Можно бояться за свою жизнь, но не стоит бояться их самих — кто знает, на кого уже они будут смотреть с суеверным страхом лет через двести-триста? Может быть, на ваших детей.
Глава 3. Желтая подводная лодка
Вони шукають те, чого нема,
Щоб довести, що його не iснує.
Так часто мiстики, доведенi до краю
Шуканням чорта, думають, що раз його нема —
Немає й бога.
А пiсля цього сруть у алтарi i в дароносицю…
Аж тут приходить чорт у синiх галiфе —
I саме час задуматись, що раз вiн появився,
То й Бог десь рядом ходить…
…Вывеска аптеки венчала островерхий навес над крылечком в две ступеньки. Над соседним крылечком красовалась покосившаяся яркая надпись «Детский мир».
Аккуратный двухэтажный домик, светло-зелёный, с побеленными выступами на углах и вокруг узких высоких окон. Но не торчать же посреди площади Озерной, рядом с круглой клумбой ярко-оранжевых махровых цветов целый день? И Антон, стиснув ремень сумки, решительно прошагал к аптеке.
Тяжелая цельнодеревянная дверь, выкрашенная в белый цвет и местами облупившаяся, открылась со скрипом. Звякнул колокольчик. Запах внутри стоял тот же, что и во всех аптеках мира: запах чистоты, немножечко — трав, немножечко — моющего средства. И подбор лекарств был неплох. И у ближайшей стены стояли в ряд автоматы для продажи «Айси-колы» и прочей газированной ерунды в банках, одноразовых пакетиков кофе, одноразовых же носков, а также зажигалок, жвачек и леденцов. Антон подошел к стойке и увидел кнопку с надписью: «Дзвонiть». Позвонил.
— Чим можу? — из подсобного помещения вышел пожилой мужчина в джинсах и гавайке.
— Я… от Романа Викторовича… — Антон чуть приподнял корзинку, предъявляя её как верительную грамоту.
— Ага… Ну то заходите, — аптекарь перешел на суржик, открыл дверцу в стойке и протянул юноше руку. — Исаак Рувимович.
— Антон, — рукопожатие аптекаря было таким же мягким, как и у врача.
Он был высоким, грузноватым, горбоносым. Антон отдал ему корзинку и застыл — в который раз вспомнив, как «залегендировал» его визит Роман Викторович.
— Тебе трэба резистина, — аптекарь поднял палец. — Ходим.
Он жил на втором этаже над аптекой. Резистин хранился у него в том же холодильнике, в который он перегрузил еду из корзинки.
— Ходить по городу не надо, — спокойно сказал он, закончив перекладывать еду. — Со Львова пришла вказивка в милицию докладать про всех новых. А стукачей у нас немного есть. И глаза на улицах тоже. То ты посиди у меня до двух, а там я тебя проведу на автобус.
Этот новый поворот событий не был предусмотрен Романом Викторовичем.
— А можно, я позвоню… дяде? — спросил Антон.
— Давай, — согласился Исаак Рувимович. — Только с моего аппарата.
И в самом деле — что может быть банальней, чем звонок аптекаря врачу?
То, что называлось «аппаратом», мальчик раньше видел только в кино. Это был не комм, а телефон. Самый настоящий, старинный — с плоскостным экраном, с кнопочным набором и динамиком. Антон набрал номер и наклонился вперед, как делали герои фильмов.
— Филин слушает.
— Роман Викторович? Это я, — брякнул Антон. Какой «я», мало ли этих «я» звонит сельскому врачу каждый день?