В час, когда взойдет луна

Чигиринская Ольга Александровна

— И вы?

— А что мы? Ничего мы… Поехал владыка Роман с ними объясняться. Про массовый психоз.

— И?

— Объяснился. СБшникам, знаешь, тоже не улыбается производством мучеников заниматься. Но ты представляешь, как потом людям в той деревне жилось? Половина в город и по соседним деревням разбежалась. Вот так и живем.

— А свободная охота? — быстро спросил Андрей.

Да… Как-то не стыковалась она со сговорчивым СБ. И с милиционером, который предупреждает, тоже не стыковалась.

— Да это прежний смотрящий был… любитель скакать под луной. На него какое-то время сквозь пальцы смотрели, а потом

под Москву перевели.

А ведь правда. Была какая-то история.

— Но как они это вообще делали? — Антон не знал, как сформулировать. — Ведь это… — он сделал в воздухе знак креста. — Работает. Я сам видел.

— Оно не работает, — зло буркнул Костя. — И не служит. А священник не может быть во всех местах сразу. Вот, почему мне трудно взять и объяснить, ребята — это нужно пропустить через себя. Однажды почувствовать себя как тот прокажённый…

— Костя… подожди. Я понимаю, что все плохое нельзя изъять из человека. — Андрей говорил спокойно, но было понятно, что это тяжко ему дается. — Но я не понимаю, почему даже плохого человека нельзя защитить… от вот этого. Просто так.

Антон вдруг понял, что объяснение Кости его… радует, да, радует. Ему сразу стало неловко — у Кости явно была беда, у Андрея была беда. Но вот для него самого — будто плёнку содрали с новенького визора или открыли окно. Все вокруг снова было настоящим. Нету универсального ключа, нету панацеи. Нет петушиного слова. Значит никаких сказок, все живы и все всерьез.

— От чего именно? Андрей, что хуже: умереть от клыков или самому стать вампиром?

— Всё хуже, — сказал охотник на вампиров. — Сам этот выбор плох.

— Плох он или нет, это второй вопрос, а вот ты для себя как бы это решил? Вот тебя припёр к стенке высокий господин, и решительно так предлагает тебе выбирать.

— Ты же знаешь, кто я. Значит, знаешь и мой ответ. Но такой выбор, он и до Поворота был. Люди с людьми. И я понимаю, почему там ничего нельзя было поделать. А тут?

— А тут то же самое. Просто ты смотришь на это дело как… на дворовую драку. Вот большой хулиган-Сатана маленьких обижает, а вот большой человек мимо идёт — и вместо того, чтобы хулигану навалять по мордасам, то ли так просто смотрит, то ли позволяет хулигану забить себя до смерти… Только у нас детишки испорчены, Андрюха. И если забить хулигана — они ничего не поймут. Тот, кто больше, навалял тому, кто меньше — вот что у них получится. Ну, правильно. В мире ведь так и должно быть, и глупо думать, что бывает иначе… И придется большому человеку либо возглавить их детскую банду, либо забивать того, кто по силе на втором месте после Сатаны… Они же вырастают, детишки. И игрушки у них растут…

— Ерунда. — Андрей как-то сразу успокоился, — Если этих детишек сейчас сожрут — или на их глазах другого сожрут, им все равно никто не поможет. Им, — с полной убежденностью сказал охотник на вампиров, — уже никогда ничего не поможет.

— Ты бы звучал немножко убедительней, — Костя скрестил руки на груди, — если бы я не помнил, как мы тебя подобрали. Или как они меня подобрали. Вот мы трое — такие же детишки. Что, до нас совсем ничего не дошло? Мы выбора не сделали, а?

— Нет. Не сделали. Мы перед ним не стояли. У нас, — он мотнул головой куда-то за спину, — не принято дурно отзываться о тех, кто заговорил. — Андрей не стал пояснять, при каких обстоятельствах. — И когда от чумки лечат,

не разбирают, хороший человек или плохой. Просто лечат.

— Ну какой же ты тупой, а! — разозлился Костя. — Упрямый и тупой! Да не перейдёт чумка с тобой в вечность! Не то, что с тобой происходит, тебя делает! А ты сам, то, каким ты себя сделаешь, это главное — понял-нет? Вот о тех, кто не от боли — а за ботву, или ради карьеры, или просто своего спокойствия ради, о подосиновиках — у вас как принято говорить, а?

— Да какая разница! — теперь уже Андрей орал. Не кричал, а орал, так что стекла дребезжали. — Да хоть кто! Есть у нас такие, кому нравится стрелять. Но у нас способов других нет. Ну, нету просто. Не можем мы гада убить, а человека оставить. Я вообще до… не знал, что гады эти разумны и что их отделять можно…

— Стоп! — Антон встал между ними (да что меня, сглазили, что ли?) и развел руки в стороны, упираясь каждому в грудь. — Андрей, ты… остынь. Ты не понял. Отделить гада от человека — эта проблема не только для вампиров, вот что Костя хочет сказать. Так было всегда. Только в последние сто лет… яснее прорезалось.

— А что… — уже спокойнее спросил Андрей, — у них там не заметили, что ли?

— Да нет. Там всегда всё замечают. Просто наша свобода — это тот самый камень, который Всемогущему не под силу.

— Это — не наша свобода. Это… их свобода. Этих, которые внутри. Ну… — Андрей помотал головой. — Ну ты в санвойсках служил, — террорист закружил по комнате, явно того не замечая, — А теперь представь себе — ресурсов нет, кордоны не держат ни лешего, вокруг каша — и главное, все по отдельности поправимо, да паника ничего делать не дает. На севере Америки и у нас что-то выправляться начало — но там все висит на трех десятках военных и организаторов. Доберись до них орор — и все, опять по новой. И тут у тебя шанс появился получить людей, которые со всем этим могут справиться. Сами не заболеют, других вытащат, работать могут, сколько надо и как надо — и защищать этот персонал нужно только 10 часов в сутки, а не 24.

Он остановился прямо перед Костей.

— Да, они людей едят. Но чем это хуже триажа? Все равно всех спасти нельзя. Да что там всех, ты поди вообще кого-нибудь спаси…

Антон смотрел на Андрея широко раскрыв глаза. Вот чего он не ждал от боевика подполья — это речи в защиту Сантаны. А зря не ждал. Они же там тоже не… орудия для обращения с взрывчаткой, да и Ростбиф своих людей наверняка не только тактике учил.

— Здесь у нас, под огнем могли… ошибиться и счесть это меньшим злом — а там у вас куда смотрели?

— А почему там, — каким-то обесцвеченным голосом сказал Костя, — пополнение в раю должны считать большим злом, боец? Это ведь нас мёртвые покидают. К ним мёртвые приходят. Ты бы сильно огорчился, если бы кто-то с мороза пришёл к тебе на чай — и остался насовсем?

— А тем… — медленно и очень спокойно сказал Андрей, — кто остается, это испытание, — он посмотрел на Антона, — для их же собственной пользы?

— Да нет же! Ну, просто сам возьми и подумай — ты неделю назад ещё не знал, где будешь сегодня и что случится. Вот тащили вы друг друга с этим Игорем, потом Антоха нарисовался, а ведь ты мог бы Игоря шлёпнуть, а Антоху послать… Это было как — для твоей пользы? Для его? Или Антохиной? Эта рана, которая тебя привела сюда — она была для чьей-то пользы? Но ты здесь.