В чём измеряется нежность?
Шрифт:
«Я понимаю, ангел - прекрасный образ, светлый, надёжный. Он всегда был твоим якорем. Но ты должна отделить любимого человека от вымышленного ореола святости: чрезмерная идеализация мешает любить и принимать себя рядом с ним. Когда придёшь к этой простой и комфортной мысли, то поймёшь, что возобновление общения с Коннором положительно скажется на твоём самочувствии. Помнишь, ты говорила, что в детстве так и было?»
Конечно, она помнила. Помнила каждый день. Каждый чёртов ненавистный день, в который хотелось лежать под одеялом и изучать пыль на потолке. В этих воспоминаниях не было убивающей горечи правды, не было злосчастного вечера в доме дяди, не было вереницы судебных
Одиночество закупорило Мари в бутылке непрекращающегося однообразия, множило пустоту в груди. Жалеть и винить во всём себя одну становилось невыносимо.
Когда Хэнк спрашивал его: «Как дела, сынок?» - Коннор всегда отвечал, что нормально. Это был наиболее удобный и правдоподобный ответ. Он наотрез отказался от помощи специалиста, уверяя себя и окружающих, что справится. В сообщениях Мари он нашёл, как ему казалось, подходящее лекарство для души - тот самый совет держаться рутины. Он тоже понял его по-своему и вместо исцеления повседневностью заточил себя в неё. Бегство в самое пекло сложных расследований оказалось неплохим бегством от страданий. Поначалу.
Он хотел быть сильным ради Мари. Он писал ей, даже когда она не отвечала, и никогда не обижался на её молчание. Со временем осторожно пробовал развеселить и присылал дурацкие шутки и мемы, как в старые добрые времена. Мари отвечала ему хохочущими до слёз смайликами, и в них он не видел её смеха - только слёзы, и ощущал собственную никчёмность, не способность по-настоящему помочь и быть рядом.
Затворничество Мари подстёгивало Коннора проводить больше времени с её друзьями: так он чувствовал себя ближе к дорогому человеку и не падал духом. Когда они встречались в баре, Кристина нередко приходила с Марселем, и это был настоящий вызов благоразумию. Но при своей новой девушке бывший любовник Мари вёл себя вполне мирно и часто интересовался её самочувствием.
– Мне больно смотреть на то, как ты делаешь вид, что прекрасно справляешься со всем этим говном, - внезапно начала Крис, когда Марсель отошёл к барной стойке за очередной порцией пива.
– Я просто… - Нервозно подбросил монету, безуспешно пытаясь повторить трюк превосходства над человеческой расой из прошлой жизни.
– Понимаешь, прошло почти два месяца, и мне всё время кажется, что глупо изводить себя. Потому что я не тот, кто пострадал от этой ситуации так же сильно, как Мари.
– Но ты пострадал, - твёрдо добавила Кристина, с беспокойством глядя Коннору в глаза.
– И тебе необходимо признать это. Кончай геройствовать во имя непонятно чего. Иначе сваришься в собственной башке.
– Заботливо положила ладонь на манжету его свитера.
– Если будет паршиво, можешь звонить в любое время. Мари часто так делала, - добавила она, понимая, что это привлечёт внимание её собеседника лучше уговоров.
Он был благодарен Крис. Но не знал, хватит ли у него духу стать с ней более открытым.
Утром 23-го декабря он гулял с мыслью, что прошло ровно два месяца с тех пор, как горели его окровавленные кулаки, стёртые о челюсть паука. Коннор не чувствовал, как тих и свеж этот день, как невесомо и волшебно кружит в воздухе искрящийся снег. Он забыл, каково это - чувствовать красоту, и продолжал жить в той губительной ночи. Показавшаяся впереди
Но вдруг Мари подняла голову, буднично зажала губами сигарету и энергично помахала ему рукой.
– Доброе утро, мой бравый Хартиган!
– по-детски крикнула она, словно немножко задыхалась, и Коннор решил, что это из-за сигареты.
– Здравствуй…
– Чего бубнишь там? Не слышу… Иди сюда!
– Договорив, поглядела на босую ногу и вспомнила, что ей вроде как должно быть холодно.
Коннор взбежал по лестнице и очутился подле Мари, не веря в лёгкость её голоса и долгожданную близость. Опустился рядом на качели и неотрывно вглядывался в любимые черты.
– Ты как?
– Короткий вопрос, не способный уместить всего, что хотелось бы спросить.
– Сойдёт. Вот, решила попробовать вживую пообщаться со своим парнем, - кривая, разбитая улыбка, - вроде не совсем одичала.
– Она бросила окурок в жестяную банку из-под кофе.
– Я был бы счастлив скорой социализации моей одичалой девушки.
– Он грустно улыбнулся в ответ.
– Если тебе что-нибудь будет нужно…
– Приходи на праздник. Помнишь? Рождество без тебя - не Рождество.
– Я приду. Обещаю.
– Хорошо.
– Она хотела дотронуться до его руки, но не смогла. Сдержанно выдохнула и встала с качели.
– Извини, что я голая тут сижу: совсем себя не берегу. Это неправильно.
– Не надо извиняться. Сделай это только для себя: занеси в дом свой расчудесный зад и укутай в тёплое одеяло, договорились?
– Договорились, сержант Андерсон.
– Шутливо отдав честь, поплелась внутрь.
– До встречи!
– бросила она на прощание и скрылась за дверью, украшенной еловым венком.
Следующим вечером он был на пороге дома Эвансов, как и обещал. Коннор не мог не вспоминать последнее Рождество здесь, три года назад: тот шум, нескончаемую боль начальной адаптации, мучительную ревность и первое наслаждение прикосновением среди мигающих огоньков спальни любимой Мари. С теплом в груди он наблюдал, как долго и крепко она обнимала Хэнка, тараторила ему что-то милое и вручала подарок.
– Чего стоишь там?
– Она деловито выглянула из-за плеча Андерсона и вздёрнула бровки.
– Давай пальто твоё повешу.
Не стал отпираться, говорить, что «всё сделает сам»: знал, как Мари это бесит, когда ей хочется позаботиться о нём, и просто поблагодарил.
Прошли в гостиную, замерли в дюйме друг от друга, нелепо и беспомощно дёрнув руками, но так и не обнялись. Синхронно задрали кверху головы, упрямо делая вид, что всё в порядке. Роджер ничуть не отставал от дочери по части ношения масок, даже чересчур старался: улыбался во весь рот, не выпил ни капли спиртного и наравне с женой хлопотал для гостей, привыкших, что на праздниках хозяйничает одна только Кларисса. Мари отправилась на кухню, чтобы помочь мачехе с закусками, но обнаружила рядом с той Марселя, травящего сальные шутки о сокурсниках и профессорах.