В чём измеряется нежность?
Шрифт:
– Я понимаю твои чувства, - проглотив ком в горле, произнесла она.
– Страх потерять родителей - животный и всепоглощающий. В детстве он меня до исступления доводил на ровном месте. Пока не воплотился в жизнь… Просто цени каждую минуту рядом с ним, не забывай, чему Хэнк тебя научил. Это то, что ты сможешь ему дать.
– И Мари с удовлетворением разглядела в его глазах безмолвную благодарность.
– Да я теперь и сам каждый день приближаю собственную смерть. С одной стороны, это даже успокаивает, как бы бредово ни звучало… К тому же чувствовать взамен тепло и ласку твоих рук невообразимо приятно.
– Он погладил
– Ведь всё, что я мог раньше, - просто утопать в шторме нулей и единиц, не в силах справиться с перегревом системы.
Вернувшийся к нему романтический настрой заставил Мари смущённо мотнуть головой и уставиться в пол. Отпустила его руки и повернулась боком, поджав колени к груди. Нелепая игра в благопристойность. Тихо откашлялась и стала постукивать ладонями по щекам, попеременно надувая их.
– Не знаю почему я кое-что вспомнила сейчас… Наверное, твои ностальгические речи так подействовали! Короче, в детстве мне жуть как не нравилось имя «Коннор».
– Правда?
– Он заинтересованно приложил кулак к подбородку.
– Ну, да. Оно казалось на слух каким-то угловатым, гавкающим, грубым. Коннор в моём детском понимании - это такой матёрый мужик, прошедший какой-нибудь там Ирак или Афганистан. Или, например, боксёр с кривым носом и половиной выбитых зубов. И вообще, парня, которого я люблю, просто не могут звать Коннором! Это же абсурд!.. Но жизнь любит хорошую шутку: теперь от этого имени сердце замирает; все «уголки» разом смягчились.
– Ты и своё имя терпеть не можешь, так что мы идеальная пара с кошмарными именами!
– Болван!
– Она бросила в него декоративной подушкой.
Весь следующий час они играли в приставку, как в былые времена: подкалывали друг друга, отпускали весёлые комментарии и каждые несколько минут замолкали и прислушивались, если начинали болтать чересчур громко. Мари протянула ноги поверх коленей Коннора вопреки тому, что так было неудобно играть, но ощущала себя вполне комфортно. Близился четвёртый час ночи, и впору было бы отправиться домой. Она не хотела уходить, но пресловутое стоящее над душой «надо» гнало её за порог.
– Домой уже пора.
– Мари поднялась с дивана и прошла к пальто за телефоном, чтобы вызвать такси.
– Ты ведь можешь остаться… - уговаривал он и с надеждой взглянул ей вслед.
– Если хочешь.
– Я должна уехать, - произнесла она, как молитву, и направилась в сторону кухни забрать пачку сигарет.
– Пожалуйста.
– Он хватался за зыбкую надежду.
– Иди ко мне… - И протянул ей навстречу руки.
Мари остановилась подле дивана и растерянно посмотрела на Коннора: «Распроклятое “иди ко мне”!
– металось загнанным зверьком в её мыслях.
– Каким-то непостижимым образом оно имеет над любящими безоговорочную власть. Иди ко мне - так просто, так безыскусно - и вот уже разум и тело тебе не принадлежат». Секунда-другая - отложила телефон на журнальный столик, забралась на колени к Коннору и припала глубоким поцелуем к чуть раскрытым губам. Нетерпеливо всхлипнула, почувствовав, как его руки вожделенно сжали её зад, и стала энергично ёрзать по его паху. «Неправильно, рано, нельзя, нужно подумать, дать время», - Мари разнесла бы к дьяволу все эти отговорки, имей они форму и оболочку! Принесла бы их на жертвенный алтарь обнажённого тела своего милого друга, выставила на посмешище перед лукавым «иди ко мне»,
Долой грёбаную одёжду! Долой осточертевший стыд!
«Да, так мне и надо!..» - захлёбывался её рассудок, когда она скакала на нём, впиваясь влажными пальцами в плечи Коннора, и не осознавала, как их стоны превращались в крик. Наконец-то она снова чувствовала его внутри и воображала так много всего, что ещё могла бы сделать для него, но изголодавшееся тело скорее стремилось к разрядке. Мари ощущала в поцелуе плутоватую улыбку на губах Коннора, когда он шлёпал её по ягодицам, входя во вкус. Сквозь осенний холодный мрак к ним вернулось ускользающее лето и терпкие воспоминания о первой ночи вдвоём. Остаться бы в ней навсегда.
«Давай, вот сейчас! Сейчас, сейчас!» - пролепетала на выдохе, заметив непрекращающееся красное мерцание диода и чувствуя, что Коннор едва держит себя в руках ради неё. Припала подбородком к его лбу и, содрогаясь в блаженстве, отдавалась сладостному ощущению наполненности, пока он изливался в неё.
– Да, так мне и надо… - удовлетворённо проскулила Мари.
– Так тебе и надо.
Коннор поцеловал её в шею и погладил по спине. «Это была бы идеальная последняя ночь нашего мира», - безрассудно подумалось ему.
На облитые фонарным светом улицы обрушился ледяной дождь, бойко застучав по стёклам и кровле. Мысль о промозглом холоде снаружи сделала вдвойне приятной только что случившуюся согревающую близость.
Шорох в коридоре, щелчок дверной ручки. Испуганно замерли и умолкли, вжавшись друг в друга. Пошатываясь и сонно откашливаясь, в кухню вошёл Хэнк. Налил себе воды из-под крана, осушил кружку непрерывным долгим глотком и поплёлся обратно, но на полпути продрал слипающиеся от света глаза.
– Твою-то мать!
– тихо выругался он и приложил к виску ладонь, поглядев в пол.
– О господи!
– стыдливо пискнула Мари и вся съёжилась, пока Коннор пытался хоть как-то прикрыть её подушкой.
– Уже ухожу, ребят, - виновато отчеканил Андерсон и спешно зашагал в ванную комнату. Как только за ним закрылась дверь, оттуда раздался бурный, заливистый хохот.
В половине одиннадцатого утра Мари собиралась домой и долго простояла на пороге в объятиях Коннора, вцепившись обезьяньими лапками в мягкую ткань его толстовки. Он не досаждал ей за завтраком вопросами о случившемся ночью, и отчего-то её это расстроило. Мари хотелось саму себя поколотить за то, что ожидала от Коннора того, чего настоятельно просила не делать. «Так больше нельзя. Сколько ещё я буду отталкивать его? До тех пор, пока не потеряю? Пусть мне и нужно было время, я с самого начала понимала, к чему в итоге приду».
– Знаю, у тебя много работы, - жалобно заговорила она, сильнее прижимаясь щекой к его груди, - а я не вылезаю из-за учебников, но, пожалуйста, приходи, когда захочешь. В любое время. Попьём кофе, поболтаем, побродим по нашим любимым местам, или, если тебе надоест слушать мой бубнёж, займёмся любовью.
– Мне по душе всё разом.
– Он издал тихий смешок и поцеловал её в лоб.
– Угу.
– Мари шмыгнула носом и утёрла подступившие слёзы о рукав толстовки.
– Значит, до скорой встречи, родная.