В дальних водах и странах. т. 2
Шрифт:
Вскоре нас подвезли к высокому тори у подножия горы Сува, за которым в нескольких саженях далее начинается подъем по широкой гранитной лестнице на первую площадку. Далее путь идет в гору зигзагами, где просто садовою дорожкой, а где каменными ступенями. Нигде еще не встречали мы столько разнокалиберных священных тори как на этом пути: внизу, у подошвы, их насчитывают 45, да по горе 139, и все они, говорят, воздвигнуты усердием частных лиц, по какому-либо обету. Тут же, на под]еме, заметили мы еще одну особенность: местами попадались нам вырезанные из бумаги маленькие двуязычные флаги, приклеенные к тоненьким бамбуковым тростинкам или к соломинкам. На каждом флаге непременно написана какая-то молитва. Одни из них были воткнуты в землю, по краям дорожки, другие привязаны к сучьям и веткам попутных деревьев. Нам объяснили что это талисманы плодородия, которые с давних времен существуют в синтоском культе и были восприняты из него буддизмом. Каждый год, в семнадцатое число первого месяца, когда чествуется святой Инари, покровитель агрикультуры, в посвященных ему храмах происходит, между прочим, обряд торжественного освящения талисманов способствующих плодородию, после чего они продаются
Храм Сува расположен на самой вершине горы, откуда открываются великолепные виды. Что ни шаг, то новая картина. Здесь, на одной из площадок, 9 декабря 1874 года было наблюдаемо астрономическою комиссией Парижской Академии прохождение Венеры мимо Солнца, в память чего на месте наблюдений поставлен каменный столб с французскою надписью, объясняющей это событие. С площадки открывается великолепный вид на весь рейд, миль на тридцать в окружности; виден вход в залив Оосака и даже далее, за него, в самый океан, где глаз захватывает синюю черту водного горизонта. Залив как бы окаймлен полого-волнистыми и синеющими вдали горами. Вдали, к востоку, виднеется на берегу город Оосака с высоким круглым куполом городской управы, а ближе — поля, изрезанные ирригационными канавами, канал и засыпанное для ирригационных же целей устье какой-то речки. Внизу же, под горой — как на ладони вся священная роща Икута, чайные плантации и капустные огороды, где кочны стоят рядами словно курчавые деревца на высоких ножках. Я никогда еще не видал у капусты таких длинных стержней, как здесь. На астрономической площадке, позади каменного столба, построены животрепещущие галерейки с навесами, и при них — мелочная лавочка, она же и чайный дом, конечно. В лавочке, для удовольствия любителей, находится большая зрительная труба на треноге, и тут же продаются деревянные самовары совершенно особого устройства. Внутрь кадушки, служащей вместилищем для воды и снабженной снаружи тремя ножками, деревянным краном и плотно надевающейся крышкой, вставляется глиняный полый цилиндр, куда накладываются горячие угли. В исподней части его устроено поддувало, выходящее наружу сквозь круглое отверстие в донце кадушки, которое по краям замазано снаружи цементом, чтобы не вытекала вода; равно выходит наружу и устье цилиндра сквозь отверстие в деревянной крышке, плотно прилегающее к его стенкам. Таково устройство японского самовара, совершенно обходящееся безо всякого металла, и говорят, что вода вскипает в нем нисколько не медленнее, чем в наших.
Вдосталь налюбовавшись видом с астрономической площадки, мы отправились пешком к знаменитым Хиогским водопадам Нуно-бики-но-таки. Находятся они в горах, и путь к ним идет по тропинкам, проложенным зигзагами на горных лесных склонах, мимо множества уединенных беседочек, веранд и чайных домиков. Услужливые курама, покинув внизу свои дженерикши, в полной уверенности, что их никто не утащит, сопровождают нас веселой гурьбой и облегчают нам путь, подпирая и подпихивая нас сзади на более крутых подъемах. Они весело и безумолку болтают, добродушно посмеиваются и перекликаются между собою или вдруг принимаются повторять какое-нибудь русское слово, подхваченное налету из нашего разговора.
Вызвалась к нам проводницей шустрая, востороглазая девчурочка лет семи, из самоварной лавки. Начала она с того, что стала срывать по пути цветы колокольчиков и шиповника и дарить каждому из нас по букетику, а потом взяла меня за руку и пошла рядом, болтая и напевая что-то. Что за знакомые звуки?.. Прислушиваюсь, и вдруг — представьте себе наше общее удивление — в устах маленькой японской девочки слышим мы русскую песенку:
Гуляй, гуляй, Оленька,
Пока
ты
здоровенька.
Оказывается, от наших матросов выучилась. Значения слов, конечно, не понимает, но что за изумительная способность верно запоминать и произносить слова и звуки совершенно чужого ей языка и чуждой песни! Вот мы так ни одной еще ихней песни не выучились, а если наши даже со словами поют. Этою своею "Оленькой" она нас так утешила, что мы все с удовольствием подарили ей несколько серебряной мелочи.
Нуно-бики значит разостланное полотно. Такое название произошло оттого, что издали водопады имеют вид как бы полотняных ряден, развернутых и спущенных вниз. От них и самая гора получила то же название — Нунобики-яма. Водопады находятся в соседстве между собою; один из них называется самцом, другой самкой. Высота падения первого 158 футов, второго 73 фута; ширина же у обоих одинаковая, 12 футов. Первый из них падает совершенно прямо; второй же делает незначительный уступ и в одном месте свертывается винтообразным оборотом. Дорога к водопадам чрезвычайно красива. Каменные скалы покрыты разнообразною и красивою растительностью; повсюду множество цветов и цветущих кустарников. В скалах высечены ниши, и в них поставлены каменные изваяния некоторых святых японо-буддийского пантеона. В одном месте идолы иссечены прямо в толще утеса; они поставлены в ряд, с опушенными вниз большими крестообразными мечами в левой руке, тогда как правая рука у всех поднята для благословения; вокруг головы у каждого нимб, в виде стоячего кольца, выточенный из гранита. Вообще все окрестные скалы усеяны буддийскими божничками, часовенками и синтоскими маленькими миа, с неизбежными тори, флагами, дзиндзями и лоскутками. Наконец, по берме отвесной скалы добрались мы до водопада, о близости коего заранее и притом давно уже давал нам знать шум воды, заглушающий своим рокотом всякий разговор. Вверху находится "самец", падающий из седловины, окутанною кустарниковою и вьющеюся зарослью. Под ним образуется на горной площадке небольшой бассейн, из которого вода по ступенчатым уступам каскадами стекает вниз, пока не попадает в узкую щель между двумя сближенными скалами, откуда она уже винтом прядает вниз, получая название "самки". Как раз над серединным бассейном, против водопада-самца, перекинут со скалы на скалу животрепещущий мостик, и на нем устроена веранда, где вы можете отдохнуть под сенью циновочного навеса и наслаждаться сколько угодно видом и шумом водопада и освежающею прохладой водяной пыли. Там и сям, по соседству, перекинуто между скалами несколько легких бамбуковых мостиков и висят над пропастью, как балконы на косых подпорках, две-три беседки. При главной веранде, конечно, неизбежный чайный дом, и тут же, сбоку, красивенькая буддийская часовня с сияющим внутри за решеткой идолом, с цветущими ветками камелий, полевыми букетами, неугасимою лампадой и курительными свечами.
Отдохнув на веранде над пропастью и заплатив неизбежную дань за угощение чаем, мы пошли далее. И опять, что ни шаг, то новые дивные картины. Сейчас все было сжато дикими скалами; но сделали маленький поворот в сторону, и вдруг перед нашими взорами открывается широчайший простор с очаровательным видом на глубоко лежащую внизу долину, на город, изрезанный правильными рядами серых черепичных крыш, на блещущее под солнцем море и дальние голубые горы… Еще несколько шагов, и снова все сузилось, сжалось, и вашему глазу поневоле приходится опять переходить к уголкам и деталям; но зато какие это славные уголки, какие прелестные группы скал и диких мшистых камней, какие художественные детали в сочетании и тонах пробивающейся между ними и спутавшейся между собою разнообразной растительности!.. Все это прелесть как хорошо, и простор, и теснина, не знаешь даже, что лучше, чему отдать предпочтение. Подвигаясь зигзагами по уступам и тропинкам, мы обошли всю громадную гору и вышли опять к тому же водопаду, только с другой стороны. И опять висящий над пропастью чайный домик принял нас под свою радушную сень на отдых. Во время прогулки по горе, мы в разных местах встречали пещеры, нарочно высеченные в скалах для обжигания углей, чем занимаются местные лесники как своим обычным промыслом. Обратили также внимание и на водопроводные трубы из бамбука, проложенные под почвой и ведущие от естественных водяных резервуаров к разным полям и огородам.
На возвратном пути в Кообе посетили мы базар Киосинкван, расположенный особняком в просторном двухэтажном доме европейской архитектуры. Специальность местных кустарей составляют очень изящные и тонкие плетенья и вообще различные поделки из бамбуковых волокон и дранок, а также изделия из окрашенной во всевозможные цвета рисовой соломы, которые всего ближе можно бы назвать соломенною мозаикой. Составляется эта мозаика из отдельных маленьких кусочков и пластинок соломы, которые, при искусном подборе, наклеиваются на тонкие гладкие дощечки, образуя в целом очень красивый и нередко весьма сложный узор геометрического характера. Это все разные коробочки, баулы, бонбоньерки, сигарочницы, подносики, шифоньеры, комодики, шкатулки и тому подобные веши небольших размеров, но всегда сделанные с большим вкусом и притом замечательно дешевые. Они-то и составляют главный предмет выставки и торговли Киосинквана.
Был уже в исходе первый час дня, и аппетит наш очень настойчиво напоминал о необходимости завтрака. Поэтому мы приказали нашим курама везти себя прямо в гостиницу. Через несколько минут они подкатили нас к установленному цветами крыльцу одного дома на набережной, над которым сияла золотая по черному фону надпись "Отель Хиого". Мы нашли там роскошную бильярдную залу, совершенно приличную столовую, английский стол и, верх неожиданности, в числе прислуги японца, говорящего по-русски. Он, конечно, и прислуживал нам за завтраком.
Маленькая черта международных нравов: в столовой мы заняли один конец большого стола. Вошли американцы, сели за тот же стол рядом с нами, узнали, что мы русские, и тотчас же познакомились самым простым и любезным образом. Вошли три француза и сделали тоже самое. Но сколько ни входило англичан и немцев, ни один не присел за этот стол, хотя свободных приборов на нем было еще достаточно. Холодно, а иногда и недружелюбно покосясь в нашу сторону, они с достоинством проходили мимо и усаживались за другие столы — англичане к англичанам, немцы к немцам, но вместе тоже не смешивались. Таким-то образом, даже в нейтральной и, так сказать, международной почве трактира совершенно неожиданно и, пожалуй, даже инстинктивно, по одному чутью, сказываются национальные симпатии и антипатии и происходит безмолвное, но безошибочно верное разделение на "своих" и "чужих", на друзей и неприятелей.
В четыре часа дня мы были на борту "Африки", а полчаса спустя наш крейсер уже снялся с якоря и пошел по назначению, в Нагасаки, куда прибыл 14-го числа к ночи.
В окрестностях Нагасаки
Народный праздник в честь Компира-сама. — Характер праздничной толпы. — Ярмарочный путь к месту праздника. — Монастырь Компира-сама и нищие. — Английские миссионеры и японская веротерпимость. — Наши судовые поставщики из японцев. — Пикники под национальными флагами. — Концерт геек и японская публика. — Восхождение на гору Компира. — Вид с ее вершины. — Часовня в гранитном монолите. — Состязание бумажных змеев. — Спуск большого змея — Вечернеевозвращение с праздника. — Прогулка в местечко Тогицу. — Скала Дайбудс. — Встреча с театральным герольдом. — Тогицу. — Сельский театр. — Одноактная пьеса "Гроза" и ее содержание. — Прогулка в местечко Моги. — Нагасакское предместье Гунцони. — Каго, носилки для горных путешествий. — Хоровод сельских девушек. — Горный путь. — Праздник сбора пшеницы и способы молотьбы. — Вьючные животные в дороге — Смешение полярных и тропических форм растительности. — Всепобеждающая сила труда. — Местечко Моги. — Дети-няньки. — Обед в сельской гостинице. — Висячая декоративная растительность. — Носильщики и их труд. — Обратный путь при факелах. — Жабы и светляки.