В долине Маленьких Зайчиков
Шрифт:
Коравье распаковывал вещи, раскладывал их в яранге и не мог отделаться от ощущения, будто кто-то подсматривает за ним. Он несколько раз резко оглядывался на дверь, пока обеспокоенная Росмунта не спросила:
– Что ты дергаешься?
– Мне почему-то кажется, что кто-то сейчас придет к нам, – признался Коравье.
– Никто не придет, не дожидайся, – сказала Росмунта.
После еды Коравье вышел на улицу. Осеннее солнце садилось на вершину горы за рекой. При виде вышедшего из яранги Коравье убежали игравшие на воле дети.
У яранги Мивита Коравье остановился в нерешительности,
Коравье знал, какое действие оказывает на человека этот напиток. Он видел пьяных в Торвагыргыне. Они были лишены человеческого облика, но тем не менее это им нравилось. Как-то доктор Наташа угостила Коравье шампанским. Он долго не мог очухаться. Через ноздри вырывался газ, в желудке разгоралось маленькое пламя. Стакана шампанского мало, чтобы познать силу этих напитков, но одно твердо усвоил Коравье – лучше воздерживаться от них.
Он отпихнул ногой осколок бутылки и вошел в чоттагин. Из темноты послышался хриплый голос:
– Пришел?
– Да, пришел, – ответил Коравье.
– Что принес? – спросил тот же голос.
– Не видишь, что это не Арэнкав, – ворчливо сказала женщина.
Коравье по голосу узнал жену Мивита – Ягнанау.
Всмотревшись в Коравье, она тихо, удивленно спросила:
– Не Коравье ли ты?
– Я.
– Слышишь, Мивит, пришел Коравье-изгнанник! – крикнула Ягнанау. – Очнись!
Теперь Коравье увидел лохматую голову. Мивит лежал ногами в пологе, а голова его покоилась на деревянном изголовье.
– Ты пришел, Коравье?
Мивит был пьян.
– Есть выпить? – громко спросил он, и Коравье не поверил своим ушам: Мивит произнес эти слова по-русски!
– Что ты говоришь? – переспросил он.
– Выпить есть?! – сердито повторил Мивит. – Столько времени жил у русских, а не знаешь самых простейших, необходимых слов! Я тебя спрашиваю: есть ли у тебя дурная веселящая вода?
– Нет, – ответил Коравье.
– Тогда пошел вон из моей яранги! – сердито крикнул Мивит и добавил русское ругательство.
Коравье вышел и побрел дальше по стойбищу. Праву просил немедленно известить, если что произойдет… Никто раньше в стойбище не пил дурной веселящей воды… Что делать? Вон яранга Арэнкава. Рядом живет Рунмын, дальше – Инэнли… Инэнли! Друг детства… Правда, он обвинил Коравье в измене родному стойбищу. Как войти в ярангу друга, который считает тебя врагом и предателем? Как пересилить собственную гордость? Коравье убеждал себя пойти к Инэнли, однако ноги отказывались повиноваться, и ему стоило большого труда сделать несколько шагов, которые отделяли его от яранги Инэнли.
Друг встретил Коравье настороженно, но без той ненависти, которая кипела в его словах, когда они встретились в последний раз.
Он заметно похудел. Скулы выпирали. В глубине зрачков таилась озабоченность. Казалось, с последней их встречи прошло несколько лет.
– Будешь разговаривать со мной? – спросил Коравье.
– Могу поговорить, если ты согласен слушать и меня, – ответил Инэнли. – Эй, женщины! Принесите гостю угощение! – крикнул он тоном заправского хозяина.
Из полога выскочила Анкана, жена его брата. Значит, Инэтэгын скончался и Инэнли обрел его жену… Вышла и мать Инэнли, тощая, полуслепая старуха. Женщины занялись костром. Когда пламя поднялось и стало лизать дно закопченного чайника, Инэнли нарушил молчание.
– Расскажи, как жил, – попросил он Коравье. – Скажи мне всю правду, которую ты узнал.
Инэнли сделал знак рукой, чтобы женщины ушли, но Коравье остановил его:
– Новости, которые я тебе сообщу, могут выслушать и женщины, ибо мир, откуда я пришел, не делит людей на мужчин и женщин.
У Инэнли от этих слов чуть глаза на лоб не вылезли:
– Что ты говоришь!
– Советская власть считает мужчин и женщин одинаковыми в своих правах, – поправился Коравье. – Ты слушай, потом будешь спрашивать, – с неудовольствием заметил он.
Никогда за всю свою жизнь Коравье не пришлось столько говорить. Он начал с того дня, когда они с Росмунтой и новорожденным сыном, еще не имеющим имени, были изгнаны из стойбища. Он описал первые дни жизни в тундре, когда голод стоял у порога их жилища. В то время никто из старых друзей не навестил его. А когда заболела Росмунта и Коравье уже думал, что никто им не поможет, пришло избавление в виде трактора, а потом вертолета.
– Мне помог человек, которым нас всю жизнь пугали! – взволнованно сказал Коравье. – Русский!.. Помнишь, что говорил мудрейший: буду думать за вас. Ваше дело пасти оленей, есть и спать… Но такая жизнь недостойна человека. Собака будет довольна – она не имеет мыслей, а человеку надо думать… Как бы ты себя чувствовал, Инэнли, если бы в одно утро проснулся младенцем, несмышленышем? – спросил Коравье.
Инэнли пожал плечами: трудно представить себя в таком положении, когда исполнилась сокровеннейшая мечта – женитьба.
– А я будто заново родился, – признался Коравье. – Мир оказался не таким, каким я привык его представлять. Я научился различать следы человеческой речи на бумаге. Приблизился к людям, которых называют коммунистами. Они ведут людей по пути жизни. Совсем не так, как Локэ, а советуясь с ними. Наши соплеменники ушли далеко от нас – давай вместе их догонять!.. Посмотри мне в глаза, Инэнли, и если ты увидишь в них неправду, можешь убить меня…
Инэнли молчал. Он знал, что Коравье не лжет. Совсем рядом, на расстоянии человеческого взора, если взобраться на вершину горы, строился, гремел, жил другой мир, от которого жители стойбища пытались отгородиться. Люди, которым верил Инэнли, обманули его. Сначала скрываясь, тайно, а потом открыто, они стали сноситься со строителями дороги. Арэнкав и Мивит таскали из общего стада оленей, привозили себе чай, сахар, хлеб и дурную веселящую воду. Они пили ее целыми днями, потом орали песни и дрались. Шаман Эльгар уже давно лежит в своей яранге со сломанным ребром, и никому до него нет дела… А тут еще Инэтэгын перед смертью сказал брату: не отворачивайся от пришельцев – я чувствую, они не хотят нам зла…