В глубине Великого Кристалла. Легенда о Хранителе
Шрифт:
– А вот с этим, господа, не шутят…
– Простите, – забормотал порозовевший Кофельнагель. – Я…
– Иди за стол… Это осевой хронометр доктора Комингса. Величайшее изобретение, которое до сих пор не признают академики. Да-с… Ты, любезный Билли, сейчас замкнул время. В ма-аленькое колечко, но кто знает, что могло случиться…
Хансен осторожно спросил:
– Но, кажется, ничего не случилось?
– Поживем – увидим… Допивайте чай, и брысь! – Мадам Валентина за шутливой сердитостью прятала серьезное беспокойство. – Кристалл мироздания не может расти в таком гвалте.
Лотик напоследок пихнул в рот дюжину леденцов, отер губы галстуком голландки и спросил:
– А что такое мироздание?
– Вселенная, друг мой… Весь мир, в котором обитаем мы, не познав смысла бытия. Все переплетение времен и судеб… Вот тебе газета, сделай кулек, несчастье мое…
– Можно я возьму это для Вьюшки? – попросил Галька. Он держал за палочку прозрачного малинового клоуна.
– Заверни в бумажную салфетку…»
– А кто эта Вьюшка? – спросил мальчик у Пассажира.
– Сестра. Помнишь, я говорил?
– Помню. А сколько ей лет… было?
– Около семи… Звали ее вообще-то довольно громоздко, по обычаю того времени: Анна-Мария-Лотта. Но Галька прозвал ее Вьюшкой. Она была черная, как заслонка в печной трубе. И вертлявая, как рыбка вьюн… Ну что, читать дальше?
– Ага… – тихо сказал мальчик.
«На улице Кофельнагель веско проговорил:
– Все-таки мадам Валентина – ведьма.
– Деревяшка ты, Нагель, – возразил Вафля. – С ней дружит сам пастор Брюкк. Стал бы он знаться с нечистой силой?
– Дружит!.. Он небось не видал, как песок вверх течет.
– А это просто фокус, – не сдался рассудительный Вафля. – Ты колбочку в руке держал, там воздух нагрелся и стал выталкивать песок вверх. Физическое явление.
– Сам ты явление. Возьми в аптеке у папаши такие часы и попробуй этот фокус повторить! Физик!..
– Да ладно вам, – поежился Хансен. – Я вот вспоминаю, как у рыцаря рука грохнула. Жуть.
– Там просто крючок сорвался, – сказал Жук. – Я видел…
Лотик облизал губы и спросил:
– А скелет в рыцаре по правде настоящий, вы как думаете?
– Иди проверь, – сказал Кофельнагель. – Небось тогда уже не леденцами штаны перепачкаешь.
– А давайте в рыцарей поиграем! – подскочил Жук. – Давайте устроим турнир на поляне у Круглой башни!
– Давайте! – обрадовался Лотик.
– А головастиков не берут в рыцари, – сказал Кофельнагель.
– Ну что ты к нему вяжешься? – заступился Галька. – Он будет судья.
– Да, я буду епископ Реттерхальмский! Буду награждать победителей медалями!
– А где медали-то? – заметил Вафля. – Надо сделать…
Медали делались из медных монеток. Монетки клали на рельсы и ждали, когда протарахтит трамвай. Вагоны были не такие тяжелые, как в наше время, – вместо стен и крыши витые столбики и парусиновый навес с бахромой, рост пониже, колеса поменьше, но все-таки они раскатывали денежки в тонкие лепешки. Потом в медных «блинчиках» пробивались отверстия, делались петельки для булавок. Если завоевал победу – прицепляй медаль на голландку и гордись. Правда, гордиться можно было только подальше от родительских и учительских глаз. Взрослые считали, что грешно портить для игры даже самые мелкие деньги. Да и соваться на рельсы считалось опасным делом. Вагоновожатый Брукман не раз грозил оторвать уши тем, кто раскладывал на трамвайном полотне монетки…
– Ну что, накатаем медалек?! – Неугомонный Жук подкинул на ладони два медных гроша. Все зашарили по карманам. У каждого нашлись один-два медяка. Кроме Лотика.
– А Брукман сейчас не ездит, обедает, – сказал Лотик. – Видите, ровно два часа?
Они шли мимо фонтана с солнечными часами. Тонкая тень пересекала мозаичный циферблат как раз на римской двойке. Галька присвистнул:
– Вот это да! Мы в половине второго только лодку взяли. Купались, у мадам Валентины сидели – и все за полчаса!
– Это фокусы мадам Валентины, – хмыкнул Кофельнагель.
Было известно, что Брукман раньше трех часов из депо не выедет. Поэтому решили пока сыграть в перевертыши…»
– Знаешь, что такое «перевертыши»? – Пассажир глянул из-за очков.
– Не-а…
– Сейчас ребята не играют на деньги?
– Ну… бывает. В Лисьих Норах большие парни в карты дулись…
– «Перевертыши» – это не в карты. Монетки кладут столбиком и бьют круглым камушком. Кто какую перевернет – забирает…
– А! Это как в чику!
– Вот именно… Такую они и затеяли игру. У замковой стены, за кустами, чтобы не видели посторонние…
«Обычно Гальке везло, рука у него была меткая. Но в этот раз все медяки выиграл Кофельнагель. Потом он великодушно вернул каждому по денежке. На медаль. Только Лотику не дал. И Гальке. Сказал:
– У тебя же есть «десять колосков».
– Так что же, на рельсы ее? Ты спятил?
– А давай я разменяю ее на десять грошиков! И еще сыграем! Может, отыграешься…
Он хитрый был, Кофельнагель. Знал, как разжигает человека обидный проигрыш. Но Галька сперва ответил:
– Иди-ка ты… – И покосился на Лотика. А тот губы надул и в сторону глядит: поступай, мол, как знаешь, твоя монетка. Кофельнагель сказал:
– Боишься?
– Я?! Да если хочешь знать, я мог бы тебя в два счета обставить! Просто у меня сперва рука подвернулась, а после…
– Ты не хвастайся, а разменяй да играй! И десять грошиков твои будут, и «колоски» отыграешь! С портретом «Хранителя». Ха-ха…
Галька опять посмотрел на Лотика. Виновато. И пообещал:
– Не бойся, я точно отыграю. Пусть Нагель не задается.