В Калифорнию за наследством
Шрифт:
Анжелла, которую я прошу дать мне машину, выражает желание оказать мне эту услугу лично и отвезти меня в своем старом «мерседесе» с откидным верхом.
Ведя автомобиль, она сообщает мне, что застрахует половой орган Берю, так как фирма, поставляющая надувных кукол, несет ответственность перед пользователем и обязана раскошелиться. По ее мнению, гарпун подобного размера должен стоить более миллиона долларов.
Я уверяю ее, что мы не злопамятны и что не ответим судебным процессом на их гостеприимство.
Она упрекает меня
Я отвечаю, что предпочитаю только изображать из себя джентльмена и оставаться французом, потому что, между нами, сегодняшняя Англия, увы! Есть ли из-за чего проникать под покровом ночи в дом матушки Забет number two, чтобы подсмотреть, как она дрыхнет.
Она соглашается со мной.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Бесконечный Сансет-Бульвар (100 км) открывает перед нами по обе стороны шикарные частные особняки (и живут в них шикарно!). Только через сорок минут мы останавливаемся у виллы Текила, исключительно красивой виллы.
Я нажимаю на кнопку, и решетчатые ворота открываются. Уже отсюда я замечаю на освещенной террасе Смитта. Он ждет меня. По мере приближения, я начинаю различать результаты агрессии: лицо расквашено, шелковая белая пижама в пятнах крови.
— Спасибо, что приехали! — кричит он издали.
Он держит в руке стакан с виски. Желая, очевидно, чтобы я мог убедиться в происшедшем, раны свои он не обработал. Смитт держится достаточно мужественно. Многие на его месте уже бы вызвали полицию, помчались бы в клинику, чтобы срочно сделать пластическую операцию.
Я представляю ему Анжеллу, и он проводит нас в большую гостиную, просторную, как площадь Конкорд.
— Их визит не был для меня подарком, — шепчет он распухшими губами.
— Это самое меньшее, что вы могли бы сказать! Я слушаю вас.
Он рассказывает:
— Я только начал засыпать, как зазвонил телефон. Мужчина, представившись от вашего имени, сказал, что вы хотите со мной срочно встретиться, что это вопрос жизни или смерти, и что вы будете у меня буквально через несколько минут. И действительно, через четверть часа после телефонного звонка, позвонили у ворот. Я открыл и увидел двух мужчин в смокингах. Одного из них, высокого, я в темноте принял за вас. И только когда они подошли поближе, я понял, что ошибся, но было уже поздно что-либо предпринять, да и их вечерние костюмы внушали мне доверие.
Я пригласил их в дом. И здесь они, не проронив ни слова, вытащили из внутренних карманов дубинки и налетели на меня как очумелые. Я не мог защищаться, так как удары сыпались словно град. Я не помню, когда и как отключился. Но они не ушли, а ждали, пока я приду в себя. Заметив, что в моих глазах появился проблеск сознания, более крупный тип сказал:
— У вас есть выбор. Если вы отвечаете на наши вопросы, мы уходим, оставив вас в покое. Если вы не отвечаете,
Я согласился, что все очень просто.
Тогда все тот же тип спросил:
— Это вы оформляли документы на наследство по заявлению Мартини Фузиту, проживавшей в Венеции?
Я ответил:
— Да.
— Дом в наследство получил старик?
— Именно так.
Он присел на пол рядом со мной, положил поперек моего горла дубинку и начал нажимать на нее, как бы желая раздавить мне гортань.
— Почему же тогда, — продолжал он свой допрос, — шеф парижской полиции да еще два флика с ним сопровождают наследника?
Я сказал, что вы друзья Феликса Легоржеона. Объяснил им, что наследник старый человек, как вы говорили мне, не от мира сего. Но они не поверили моим объяснениям и начали снова душить меня, говоря, что просто так такой человек, как вы, не приедет за двенадцать тысяч километров только для того, чтобы водить за руку старую развалину, унаследовавшую халупу в негритянском районе Венеции. Тип еще сказал, что вы рыщите повсюду, собирая сведения о мертвой француженке. И добавил, что такой повышенный интерес очень подозрителен.
Что я мог им ответить? Я внушал им, что всего лишь нотариус, что о смерти завещательницы обязан был сообщить заинтересованной стороне, что и сделал, что это входит в мои служебные обязанности, и что я не обязан по этому поводу советоваться ни с шефом парижской полиции, ни с самим президентом французской республики. Я сказал также, что только регистрирую заявления о наследстве и не занимаюсь сбором данных о тех, кто попал в сферу моей деятельности.
Ответы мои, очевидно, им показались искренними, так как они перестали мучить меня. Правда задали еще несколько вопросов.
— Например?
— Сообщили ли вы мне свою должность, занимаемый пост в Париже? Я ответил утвердительно. Они хотели узнать подробнее, что именно интересует вас в истории Фузиту. Я ответил, что, по моему мнению, причина в ее преждевременной смерти. На вопрос, удалось ли вам уже узнать что-нибудь о ее жизни в Венеции, я ответил отрицательно. Они настаивали! Я решительно заявил, что абсолютно ничего не знаю, так как для меня дело Мартини Фузиту такое же, как и все другие, и что пусть они обратятся непосредственно к вам. Из-за малодушия я назвал ваш адрес в Малибю, но мне показалось, что он им уже известен.
Они еще о чем-то поговорили между собой, а потом все тот же верзила заявил:
— Мы не станем добивать вас, но только при условии, что вы не сообщите о нашем визите в полицию. Иначе ваш шикарный особняк и ваша контора исчезнут в огне! Для больницы же — вы упали с лестницы!
Вот и все. После их отъезда я выпил немного бурбона, и решил проинформировать вас о том, что произошло.
— Вы достойный уважения человек, Джеймс! Спасибо и браво вашему мужеству и стойкости!
Я пожимаю ему лапу.