В капкане у зверя
Шрифт:
Он медленно стянул брюки вместе с трусами и швырнул на пол. На несколько секунд Аня задержала дыхание. Его член оказался напротив ее лица — длинный, крупный, со вздувшимися переплетениями вен. Набухшая головка побагровела и блестела от влаги, сочащейся из крошечной щели. Аня наклонилась и легко коснулась языком уздечки. Давид дернулся, глухо застонал. Аня опустилась еще ниже, привороженная его вкусом и жаром твердой бархатистой плоти. Она лизнула мошонку, обхватила губами кожу и нежно потянула. Пальцы Давида зарылись в ее волосы. Аня начала облизывать горячий твердый член, впитывая в себя вкус, который никогда не сможет забыть. Прямо сейчас, в этот момент, когда ее губы скользили вверх по стволу, а ладонь обхватывала влажное основание, Давид становился ее частью. Аня облизала весь член, пока он не стал скользим, крепче обхватила ладонью и, сжав, начала двигать сверху вниз. Пальцы Давида почти до боли натянули волосы. Она вобрала головку в рот, надавила языком на крошечное отверстие и начала сосать, тихонько постанывая. Давид нажал на ее затылок, вынуждая опуститься ниже. Но Аня не подчинилась. Давид рыкнул и снова надавил. Аня в отместку всосала набухшую головку и резко дернула головой верх, выпуская ее изо рта. Из горла Давида вырвался громкий
— Я не могу с тобой долго.
Аня сжала двумя ладонями мокрый ствол и быстро задвигала вверх-вниз. Он был слишком крупным для нее, но она вновь хотела ощутить болезненное и сладкое натяжение влагалища, когда принимала его в себя. Больше похоже на пытку. На потрясающую пытку, в которой забываешь имя и теряешь волю. Продолжая скользить ладонями, Аня вобрала головку в рот. Какой же он невероятно вкусный и горячий. Давид вдруг сделал резкое движение бедрами, врываясь глубже в рот, почти до горла. Головка уперлась в небо. Аня задохнулась. Давид отстранился, позволяя ей сделать глоток воздуха и тут же вновь ринулся вперед. Языком Аня успела провести по выделяющейся вене, пока член не толкнулся в ее щеку. Ей едва хватало кислорода, но Давид безжалостно имел ее рот, как ему того хотелось. Аня пыталась сглотнуть теплую сперму, но Давид не давал ей даже короткой передышки. И почему-то ее это возбуждало еще больше. Довести его, такого холодного и самоуверенного, до потери самообладания. Между ног уже было слишком влажно, влага потекла по бедрам. Аня с трудом соображала. Она лишь послушно держала рот открытым, пока Давид со звериным ожесточением врывался туда. В ушах звучали только его хриплые стоны. Аня уперлась ладонями в его колени и попыталась отстраниться. Каким-то образом он понял и отпустил ее волосы. Аня немного отодвинулась и блестящий от спермы и ее слюны член выскользнул изо рта. Аня сделала несколько вдохов и собрала пальцами с губ и подбородка сперму. Давид был потрясающе вкусным, она даже не смогла бы описать насколько. Пристально глядя ему в глаза, она облизала пальцы, страшась потерять даже капельку. Давид тяжело дышал. Его лицо было напряжено. Смуглая кожа покрылась лихорадочным румянцем, шея напряглась. Возбужденный член подрагивал. Аня поднялась с колен и скользнула на бедра Давида, широко разведя ноги. Он тут же обхватил ее за талию с такой силой, что наверняка останутся синяки. Аня обвила ладонью горячий член и направила в свое тело. Головка коснулась влажных складок. Аня старалась контролировать каждое движение, но Давид дернул ее вниз, насаживая на себя. Аня вскрикнула от жгучей боли. Не смотря на прошлый раз, ее тело еще не привыкло к сексу и размерам Давида. Жжение во влагалище вдруг начало превращаться в тепло, а потом и в жар. Узкие стенки сжались вокруг его плоти, выделяя еще больше влаги, стремясь сжать сильнее. Давид застонал, наклонился и вобрал в рот чувствительный сосок. Аня не смогла сдержаться. Она хотела, чтобы он часами ласкал ее грудь. Язык Давила кружил вокруг чувствительного соска, по ареоле. Он втягивал его в рот и всасывал. На каждое его движение ее внутренние мышцы непроизвольно сжимались. Он был так глубоко… Аня приподнялась на коленях, пока в ней не осталась лишь головка и снова опустилась. Малые губы терлись о твердый ствол, и от этого по каждому нерву проходил электрический импульс. Давид не выдержал. Он легко, словно она ничего не весила, приподнял Аню над собой и резко насадил до основания. Тяжелая мошонка ударилась о чувствительную перегородку, и Аня не смогла подавить новый вскрик. Давид начал жестко вбиваться в нее, безжалостно врываясь так глубоко и сильно, что у Ани перехватывало дыхание. Ее грудь подскакивала от каждого движения, но она забыла про стыд и неуверенность. Давид сдавливал пальцами соски, покручивал их и тянул вперед. Аня совершенно потерялась в нереальной смеси боли и наслаждения. Даже в лесу ей не было настолько хорошо. Неужели, так будет всегда? Каждый раз лучше предыдущего? Она успела испугаться тому, с какой надеждой думает об их будущем, но Давид, словно почувствовав это, прогнал из ее головы вообще все мысли. Он впился в ее губы, язык ворвался в рот, сталкиваясь с ее языком. Аня закрыла глаза, отдавшись ощущениям. Палец Давида нашел ее клитор и начал быстро потирать. Аня задрожала и сжала бедра. Оргазм нахлынул неожиданно и смел все на своем пути разрушительной волной. По телу пробежали адские судороги, внутренние мышцы сжались с такой силой, что Аня не могла сделать ни одного движения. Она только чувствовала, как Давид окаменел, а внутри вдруг разлился дикий пожар. Она горела, сгорала… Пальцы Давида впились в ее талию. И вдруг Аня ощутила два болезненных укуса. С одной стороны шеи и с другой. Она распахнула глаза. Давид прижимался к ее шее, впиваясь зубами в чувствительную кожу. Тело ответило по-своему. Очередной судорогой и сжатием мышц. Аня застонала, срывая голос, чувствуя, как член Давида практически разрывает ее. Аня откинула голову назад, бессознательно открывая ему шею, и он тут же сжал зубами крошечную выемку между ключицами. Аня снова задрожала, потеряв счет времени. У нее не осталось сил и ощущения реальности. Пальцы впились во влажные смоляные волосы, когда по телу прошла очередная болезненно сладкая волна. Внезапно тело расслабилось, и Аня ухватилась за Давида, чтобы не упасть. Она с трудом дышала. Между ног было невероятно мокро, все болело. Но невозможное чувство легкости пронизывало каждую клеточку. Слишком хорошо. Безумно хорошо… Давид крепко прижимал ее к себе, все еще оставаясь внутри. Его язык ласкал шею, покрасневшие от укусов раны. Он что-то невнятно шептал, но Аня никак не могла понять что именно. Она прижалась грудью к его груди, обняла и доверчиво устроила голову на его плече. Давид лег на кровать, укладывая Аню сверху. Его ладони путешествовали по коже, продлевая сладкое ощущение блаженства. Аня поерзала, устраиваясь удобнее. Она подняла бедра, выпуская Давида из плена своего тела. Внутри сразу же стало пусто и одиноко. В окна уже заползали сумерки. Белая ночь окрашивала все в голубые и розовые цвета. Кожа остывала,
— Не знаю, как жил бы, если бы ты не приехала…
Аня приподнялась и заглянула ему в глаза. Давид выглядел удивленным, словно сам не ожидал, что мог сказать нечто подобное. Он упорно сжал челюсти и нахмурил брови. В этот момент произошло что-то странное. Ее словно кто-то толкнул в спину, и Аня полетела прямо в кипящее золото его глаз. Она успела закричать, но голос осип, словно невидимая рука сжала горло. Аня тонула в золоте, устремляясь в черную бездну зрачков. И она упала в эту бездну. Но вокруг снова оказался лес. А сверху вместо двух золотых глаз висела одна круглая желтая луна. В ней было что-то противоестественное. Слишком большая, с серыми пятнами, она словно знала обо всех грязных желаниях, которые царили в Аниной душе.
— Аня! Аня!
Голос Давида доносился издалека, словно их разделяла толща воды. Аня поняла, у нее есть два пути: последовать за голосом Давида и снова вынырнуть на поверхность, или же… Или остаться на время здесь, как бы страшно ни было, и узнать нечто важное. Аня приложила палец к губам и прошептала невидимому Давиду:
— Т-с-с… Все хорошо…
Совсем рядом раздался плеск воды. Аня пошла на звук. Она осторожно пробиралась по твердой земле. Колючие ветки цеплялись за волосы, норовя выдрать их из головы. Аня поняла, что все кругом покрыто инеем. Ледяная корка изморози сковала травы, и когда Аня наступала на них, слышался странный хруст. Она старалась идти тише и осторожнее, чтобы не спугнуть тех, за кем собиралась подглядывать, но, похоже, зря волновалась. Шум, который она производила, был, видимо, слышен только ей. Аня раздвинула ветки, скрывающие берег озера. Красавицу Юлю она узнала сразу. На ней было черное платье, обтягивающее каждый изгиб. Тонкий гипюр не скрывал ни единого сантиметра тела, выставляя напоказ абсолютно все. Тот, ради кого оно скорее всего и было надето, пытался что-то отмыть в озерной воде. Сердце кольнуло страхом, когда в лунном свете блеснуло широкое лезвие ножа. Господи, да это самый настоящий тесак! Юля беспокойно выхаживала рядом, размахивая руками:
— Ты просто придурок! Идиот сраный! Нужно было ее добить, а не травить.
Мужчина поднялся с корточек, отряхнул руки и, подойдя к Юле, вытер лезвие о ее платье.
— Не шуми.
Юля возмущенно задышала, надула губы и откинула за спину густые волосы.
— Все должно было выглядеть совершенно иначе!
— В следующий раз можешь сама вспороть любую тушу.
— Господи, какой же придурок! Нам нужно следовать плану Богдана.
— Да мне насрать на твоего Богдана! — Он схватил Юлю за волосы и с такой силой оттянул ей голову, что она упала на колени. — Однажды он уже пытался получить стаю. И что из этого вышло?
— Отпусти меня! Ты забыл, чем ему обязан?! Это он вытащил тебя из той дыры, где ты торчал все эти годы!
— Можешь валить к нему прямо сейчас. — Он швырнул Юлю на песок и отвернулся. — Я закончу все сам. Стая будет моей.
— Да ты никто! Никто! Если бы ни мы с Богданом, ты бы до сих пор торчал на своей задрипанной автомойке!
— Когда я тебя драл, ты не была такой разговорчивой.
— Ах ты козлина! — Юля бросилась на него с кулаками, но он легко перехватил ее и снова бросил — на этот раз прямо в воду.
От удара в воздух взвился фонтан хрустальных брызг. Сквозь плеск воды до Ани донеслись тихие всхлипы. Плакала Юля. Как маленькая девочка, она утирала ладонью щеки, размазывая по лицу искусно наложенный макияж.
— Я же люблю тебя, идиота…
Мужчина отвернулся, и Аня заметила, как на его лице мелькнула довольная улыбка. Неожиданно он напрягся и всмотрелся в заросли — прямо туда, где стояла Аня.
— Тихо! Тут кто-то есть…
Аня задрожала от страха и бросилась бежать обратно, желая убраться от этого места, как можно дальше. Но напрасно она переживала. Мимо нее пролетела Эмма. Она прошла в нескольких сантиметрах от Ани, даже не взглянув в ее сторону. На ней лица не было. Вместо него — гримаса ужаса и боли.
Все вокруг начало развеиваться, как дым. Аня пыталась удержать видение, но оно исчезало. Она еще слышала злой визгливый голос Эммы, когда она кричала:
— Вы ублюдки! Что вы с ней сделали? Мы так не договаривались!
Мужской голос насмешливо ее перебил:
— Мы вообще ни о чем не дого…
Аня бросилась за Эммой, пытаясь услышать, но деревья, озеро, Юля — все превратилось в белесую дымку. Аня почему-то лежала на спине. Мутный взгляд прояснялся, и теперь она могла рассмотреть встревоженное лицо Давида. Он нависал над ней, заслоняя широкими, покрытыми шрамами плечами последние закатные лучи. На лице написано беспокойство, которого она никак не ожидала увидеть. Аня сипло выдавила:
— Хочу пить.
Давид тут же сорвался с кровати и убежал на кухню. Аня слышала, как он выдвигал и задвигал ящики, как открывал кран, как шумела вода. Она села, свесив ноги на пол и потянула на себя одеяло. Господи, между ног до сих пор было влажно и больно! Появился Давид с наполненным до краев стаканом. Аня осушила его до дна. Обжигающе холодная вода потекла в горло, отрезвляя и возвращая способность мыслить. Давид забрал пустой стакан, отставил на пол и обнял ее. Аня ощутила давно забытое чувство защищенности. Вот, что значит «каменная стена». Теперь она начинала понимать тех, кто едва ли не молится на него. Дорого можно отдать за чувство защищенности. Но сейчас она не может позволить себе наслаждаться теплом и силой его рук. Сейчас они снова станут друг для друга чужими. Он будет ее оскорблять, а она попытается сделать вид, что ее это ни капельки не трогает. Он не простит того, что она собирается сказать.
— Я видела…
— Тише… — Давид перебил ее и усадил к себе на колени, как маленького ребенка.
— Нет, ты должен знать… И можешь думать обо мне все, что угодно, но… Я говорю правду…
Аня прервала сбивчивую речь и отстранившись посмотрела Давиду в глаза.
— Я видела Юлю. И Эмму. И там был еще какой-то мужчина… Они… Они… обсуждали то, что случилось с Мариной… Я знаю, что ты мне не веришь, но…
Давид оставался невозмутимым. Как будто не его сестру только что обвинили в предательстве. Вместо того, чтобы снова оскорбить, он удивил ее вопросом: