В капкане у зверя
Шрифт:
— Она никогда мне не рассказывала…
— Она не могла. Ее молчание — один из пунктов договора, который она заключала с нами. Все ее любили. Но когда речь идет о безопасности сотен людей, любовь не имеет значения.
Аня закончила накрывать на стол и села:
— А мне кажется, для тебя вообще ничего не имеет значения.
— Ты плохо меня знаешь.
— Ты тоже плохо меня знаешь, но это не помешало тебе назвать меня продажной шлюхой и обвинить в том, что легла под половину деревни.
Давид пронзил ее уже знакомым звериным взглядом. Его глаза стремительно желтели. Аня завороженно наблюдала за тем, как они меняют цвет. Это было и страшно, и прекрасно одновременно.
— Я был неправ.
— Серьезно? Что же тебя заставило изменить свое мнение? — Как ни пыталась, Аня не смогла спрятать за сарказмом горечь.
— Я совру, если скажу, что мне плевать, сколько мужиков у тебя было. Но они были ДО меня. Поэтому, я действительно был неправ, оскорбляя тебя.
Аня так и не донесла вилку до рта. Она сидела и пыталась понять Давида, но как ни пыталась, не могла.
— Выходит, у тебя тоже не может быть никого, кроме меня.
Давид не выглядел обеспокоенным ее словами. Ей казалось, что мужчины обычно борются за право иметь все, на что посмотрят.
— Именно это я тебе вчера и сказал. Мне никто и не нужен. Только ты.
Господи… Есть ли хоть что-то, что его проймет?! Аня попробовала зайти с другой стороны:
— Значит, ты тоже принадлежишь мне? Ты — моя вещь.
Кажется подействовало! Давид удивленно моргнул, медленно пережевывая. Его глаза опасно сверкнули, а на губах появилась хищная улыбка. Он понял, о чем она говорила. Правда, она не ожидала его ответа.
— Если я твоя вещь, — Давид улыбнулся еще шире, и Аня почувствовала, как от этой улыбки по коже побежали мурашки, — то как ты собираешься мной воспользоваться?
Аня снова разозлилась. На этот раз не на шутку.
— Я бы выкинула тебя, как использованное старье! Но ты же обязательно вернешься и начнешь унижать меня.
Аня выскочила из-за стола. Кажется, ей все же удалось удивить его.
— Ты куда?
— Приму ванну. Посуду сам помоешь!
Аня почти выбежала из кухни и взлетела по лестнице, словно адские черти гнались за ней по пятам. Как ему удавалось выворачивать ее жизнь наизнанку? Как получалось ранить ее же собственными словами? Аня включила краны на полную мощность. Вода зашумела, но не смогла прогнать из головы беснующиеся мысли. Он так легко признавал, что она — единственная важная для него женщина. Как будто то, что теперь они навечно привязаны друг к другу, было само собой разумеющимся. И то, с какой обыденностью он рассказывал об этом, обесценивало все его слова. Неужели, для него не было ничего необычного, удивительного в том, что теперь они будут неразрывно связаны друг с другом? А может, это очередная ложь? Но нет. Аня чувствовала, что Давид сказал ей правду. Она не понимала, откуда ей это известно. Но он не обманывал. А вот про то, что она не шаманка, врал. Но зачем? Аня распахнула шкафчик с аккуратными рядами ярких баночек и склянок, которые так и не успела изучить. Чудесно! То, что ей нужно. Аня с трудом открутила присохшую крышку и высыпала в горячую воду добрую половину банки. По ванной тут же поплыл чудесный насыщенный аромат цветов. В чем Лея была права, так это в том, что ей действительно нужно расслабиться. Лишь бы не утонуть, как вчера. Аня разделась. На коже остались крошечные травинки — как еще одно напоминание о Давиде и обо всем, что произошло в лесу. Аня смахнула несколько штук и залезла в воду, желая быстрее смыть его прикосновения. Как будто это могло помочь прогнать Давида из ее жизни. Она пыталась убедить себя, что без него было бы лучше. Никто не оскорблял бы ее, не обращался бы, как с ненужной вещью. Аня погрузилась в ласковую воду. Вот только ее душа уже тянулась к нему. Она понимала, что не должна испытывать к Давиду никаких чувств, кроме ненависти и презрения. Но совершенно другие эмоции рвали душу на части, словно стая голодных волков. Аня прикрыла глаза в тщетной попытке унять болезненную пульсацию в висках. С ней происходило что-то странное. Как будто ее разум, душа и тело перестали быть одним целым, разделились и теперь требовали каждый своего. Разуму нужно было разобраться во всем, что происходит в Крельске. Душа хотела свежего лесного воздуха, дождя, озера, затеряться в шуме листвы. А телу необходим был Давид. Аня сделала глубокий вдох, впуская в себя ароматный пар. Женский вздох, раздавшийся совсем рядом заставил ее распахнуть глаза. О-о-о… Она уснула? Или это галлюцинации от переутомления?
Вокруг больше не было красивой ванной комнаты — она оказалась в лесу. Сидела на мягкой земле, совершенно обнаженная и покрытая грязью. Аня испуганно прижала колени к груди и осмотрелась. Темные густые заросли, захлебнувшиеся в сером сумраке и бледном свете недавно появившейся луны. Аня попыталась встать, но ноги не держали. Она дрожала от холода и страха, вглядываясь в непроходимую стену из деревьев и кустарников. Она снова слышала чей-то шепот, тихое дыхание, странный шорох. Неожиданно из сизого тумана начали появляться женщины… Молодые, невообразимо прекрасные, они словно отделялись от природы. Отрывались клочьями от тумана, листвой от крон. Они выступали из темноты, облаченные в яркие, расшитые блестящими нитями саваны. Оказывается, это подолы длинных одежд шуршали по земле. Аня не могла отвести глаз. Полы расходились в стороны, обнажая нежную кожу, покрытую странными рисунками и символами. В их ушах блестели серьги-полумесяцы, украшенные филигранной резьбой, перьями и тонкими цепочками. Аня следила за чудесными женщинами. Кажется, от них исходило лунное сияние. Длинные волосы, у кого-то распущенные, а у кого-то заплетенные в косы, трепетали на ветру блестящими паутинками. Женщины были бледны и словно бы прозрачны. В их руках Аня видела толстые свечи, которые почему-то не горели. Вокруг разливались ароматы ягод и цветов. Аня видела, как в траве, по следам девушек скользят извивающиеся тела змей. Мимо проносятся птицы, роняя свои перья им под ноги. И вьюн начинал разрастаться прямо на глазах, пытаясь уцепиться за их подолы. Аня поднялась с земли, качаясь на нетвердых ногах. Она уже не думала о том, что обнажена, что к мокрой коже липнет грязь, и слишком зябко на ветру. Аня пошла следом за своим видением. Она пыталась рассмотреть узоры, покрывающие их тела, но в темноте они сливались и перемешивались. Со всех сторон послышалось тихое пение, и свечи вдруг зажглись лиловым пламенем. Аня вздрогнула, вслушиваясь в протяжную речь. Она не могла разобрать ни слова. Это была странная песня, перемежающаяся тихим шепотом и громкими вскриками на самых высоких нотах. Аня поняла, что уже бежит. Она не успевала за женщинами — с каждым ее шагом они как будто делали десять своих и ускользали все дальше. Аня бежала быстрее. Она чувствовала, что дыхания не хватает, а тело начинает дрожать от холода. Ноги вязли в грязной жиже, как в болоте. Но откуда-то она знала, что должна быть вместе с ними. Что если сейчас струсит, сдастся и упустит их, то навсегда лишится чего-то важного и уже никогда не сможет обрести. Ступни зацепились за выползший из земли корень, и Аня упала на землю. Чьи-то холодные, но ласковые руки опустились на ее плечи, а затем твердо обхватили ладони. Ее почти выдернули из грязи. Аня взглянула на своего спасителя. Спасительницу…. У нее были невероятно темные волосы. Черные настолько, что сливались с окружающей тьмой, но были еще глубже — словно черная дыра вилась вокруг ее головы, затягивая все в небытие. Ее кожа была смуглой и гладкой, а в ледяном лунном свете казалась еще и покрытой золотой пылью. Незнакомка смотрела сквозь Аню, но продолжала сжимать ее ладонь. Она отвернулась и пошла вперед, ведя Аню за собой. Словно почувствовав, что она теперь под защитой, лес отступил. Вдвоем они влились в поток спешащих неведомо куда странниц. Лес выпустил их на знакомую площадь. Аня удивленно огляделась. Их осталось только двое — она и черноволосая красавица. Ее лицо казалось Ане смутно знакомым, что-то было в ее чертах… Она уже видела у кого-то и смоляные волосы, и необычный оливковый отлив кожи, и прямой нос…
На щеку упала холодная капля. Аня быстро стерла дождинку. Вдруг чьи-то горячие ладони схватили ее за плечи и потянули назад. Аня закричала и начала вырываться. Ей нужно быть здесь! Здесь! Это же так важно! Но сильные пальцы впивались в кожу, увлекали в темноту и глушь леса.
— Аня! Аня!
Встревоженный голос доносился издалека, врывался в разум. Но Аня не хотела ему отвечать. Ей нужно было узнать нечто важное. Осталось ведь совсем чуть-чуть.
— Аня, очнись же! Давай!..
Лес начал исчезать, растворяться. Теперь она видела лишь растекшееся акварельное пятно там, где раньше было небо и острые верхушки сосен.
— Ну, пожалуйста… Открой глаза. Давай… Давай…
Прикосновение обожгло щеку, согрело окоченевшую кожу. Аня с трудом открыла глаза. Во рту пересохло. Она не могла пошевелиться. Перед глазами расплывались жуткие чудовища и монстры то ли из реальности, то ли из ее воображения.
— Вот так, молодец… Еще чуть-чуть…
Краски обрели четкость и яркость. Бронзово-смуглая кожа, волосы чернее китайских чернил… Между бровей Давида залегла уже знакомая глубокая морщина. На лице — тревога и, кажется, даже страх. Аня еще никогда не видела его таким. Она с трудом подняла руку и попыталась разгладить морщинки. Давид тут же удивленно вскинул брови.
— Наконец… Скажи что-нибудь!
Аня пыталась разлепить губы, но ничего не получалось. Во рту было сухо и стянуто. Давид, молча, поднял ее на руки. Только сейчас Аня поняла, что лежала на холодном каменном полу в ванной. Как она там оказалась? Куда делся лес? И та чудесная красавица? Аня вертела головой, стараясь разглядеть хоть что-нибудь: лес, женщин, площадь. Но был лишь ее дом и теплые руки Давида. Его тепло медленно просачивалось сквозь поры в кожу, прогоняя холод. Ей нравилось быть окруженной заботой, силой и уютным теплом. Вот только… Только сейчас она должна быть в другом месте. Разлепив губы, Аня едва слышно прошептала:
— Мне нужно… На… площадь…
— Обязательно устрою тебе экскурсию, но немного позже.
Аня прикрыла глаза. От каждого движения Давида ее начинало тошнить.
— Ты мне соврал… Я — шаманка…
Она не видела, но чувствовала, как его пальцы сильнее впились в тело. Он прижал ее к своей груди.
— Зачем… Ты врал?..
Голос Давида снова доносился издалека.
— Чтобы защитить тебя, упрямая идиотка!
— Без меня… Ты… Не справишься…
Аня почувствовала, как Давид уложил ее в кровать. Лишившись тепла, исходящего от него, она чувствовала себя слабой и беспомощной.