В каше

Бегибей

Вернувшись в Москву, Миша очистил свой график практически ото всех дел и приступил к изучению вопросов мусорных пятен и океана в целом.

В мечтах Крымского безграничное водное пространство представлялось единственным спасением от пристального внимания стоящих выше. И важнее этой цели для него не было ничего.

Большая вода снилась ему по ночам, а днём она же слала ему приветы, прорываясь через рутину городской жизни посредством обыденных вещей. Он мог увидеть её в ресторане, в кружевах от упавшей в воду капли,

омывая руки в специальном блюде, или в офисе, когда всматривался в московский горизонт. Ему казалось, что расположенные вдали высотки бегут единой волной и прямо сейчас смоют нижележащий город. В такие моменты он не замечал, что непроизвольно задерживает дыхание. Затем он приходил в себя, делал несколько жадных вдохов, и блюдце вновь становилось блюдцем, а горизонт – горизонтом.

Одним утром позвонил Профессор и сообщил крайне важную новость: Кусто уже в Москве и ждёт Мишиного звонка для обсуждения деталей личной встречи. Особенную же радость Мише принесло известие, что Чистодел заочно, через гонцов, дал добро на совместную работу Кусто с Крымским.

По Мишиному телу прошла волна физически ощутимого счастья. Столь сильного морального удовлетворения ему не приходилось чувствовать с самого детства. Его ждёт Океан, и ему даже не придётся встречаться с Чистоделом! Разве это не безоговорочная победа?!

– Да! Да! Да! – во весь голос закричал он, чувствуя, что в этот момент перелистывает тёмную страницу своей жизни и гордо ступает на новую – светлую, полную пробуждающей желание жить интриги. Больше никаких зэков, никакой религии, только вода и небо.

– Спасибо вам, я не подведу! Вот увидите, с меня там пользы куда больше будет! – благодарил Миша Профессора. Но Лев Алексеевич не стал дожидаться естественного затухания бурного эмоционального подъёма юноши и погасил его следующей фразой:

– Остынь, фраер. Ты сперва с Кусто поговори. Если он тебя не признает, то мне даже страшно представить, что с тобой будет. Тогда Чистодел тебе точно местечко «на зоне» подыщет. А там уж не знаю, у него есть любимая поговорка, может, слышал? «Навалила хандра – запускай культ жмура». Смекаешь?

– Смекаю, – ответил Миша, не вдумываясь в сказанное стариком.

Записав номер Кусто, Крымский решил повременить со звонком, посчитав, что ему не помешает живо пробежаться по свежим новостям океанических исследований, прежде чем беседовать со столь уважаемым экспертом.

Ближе к вечеру Миша несколько раз сказал сам себе «добрый вечер» разными голосами и, подобрав, по его мнению, наиболее серьёзный, позвонил Кусто. После пары длинных гудков вызов был отбит. А спустя две минуты на телефон Крымского пришло сообщение: «Нахожусь в шумном месте, готов ответить на смс».

Миша неспешно набрал сообщение, уделив особое внимание орфографии: «Добрый вечер! Вас беспокоит Михаил Крымский. Лев Алексеевич попросил меня с Вами встретиться. Когда Вы будете свободны?»

Вскоре пришёл ответ: «Привет, Миша! Я свободен. В течение часа буду в «Макдоналдсе», что возле Белорусского вокзала, подъезжай».

Миша добродушно улыбнулся. Поездка в «Макдоналдс» не входила в его планы, поэтому следующим сообщением он предложил перенести встречу в менее людное место. Но Кусто вновь настоял на своём. Тогда Миша не выдержал и написал следующее: «Поймите, я не могу приехать в «Макдоналдс». Если включить телевизор и зажать листающую каналы клавишу, то со стопроцентной вероятностью в течение минуты вы наткнётесь на моё лицо. Нам просто не дадут поговорить».

Миша был доволен своим доводом, но последовавший за ним ответ Кусто, которого, к слову, пришлось ждать более получаса, убрал улыбку с его лица.

«Понимаю. Ничего страшного, давайте тогда встретимся в Багдаде через два дня. Сегодня уже не получится. У меня регистрация в «Шереметьево» через полтора часа», – писал океанолог.

«Вот тебе и на, – подумал Миша. – Багдад? Это что вообще такое? Тут моя судьба решается, а он надумал шутки шутить».

Не зная, как лучше поступить в данной ситуации, он решил спросить совета у Профессора.

Узнав, что Миша до сих пор не встретился с Кусто, Профессор вышел из себя и стал выражаться грубее обычного:

– А чему ты удивляешься?! Летит человек в Ирак. Я тебе когда его номер дал?! Почему раньше было не позвонить?!

– Я же не знал, что он у вас такой деловой. Скажите мне на милость, что океанологу делать в Ираке?

– Не твоё дело. Ты мне лучше скажи, почему ты такой проблемный? За тебя поручишься, а ты как всегда. Давай дуй в посольство, я сейчас им позвоню, сделаем тебе дипломатическую визу, сразу и полетишь.

– В Ирак? Там же война. Ещё и наши самолёты подключились. Им сейчас только подавай русского, чтобы голову отрезать. Может, я с ним позднее увижусь? Он же вернётся в Москву, правильно?

– Нет, неправильно. Он потом сразу в океан, и ещё полгода ты его не увидишь, что, впрочем, означает, что ты его уже никогда не увидишь, и вообще ничего никогда не увидишь! А теперь скажи мне внятно: ты летишь или нет?

– Лечу.

– Теперь правильно. Советую тебе молиться, чтобы понравиться Кусто, потому что в Москве я тебя, идиота, больше терпеть не собираюсь.

Взамен желанной свободы, ради которой Миша затеял всю эту историю с океаном, он был вынужден упиваться надеждами на снисхождение пока ещё не знакомого ему начальника, опыт заочного общения с которым не внушал оптимизма.

Для себя Миша охарактеризовал Кусто как самодура с отвратительным чувством юмора. Встречи с ним он боялся не меньше, чем попадания в плен террористов. Тех, по крайней мере, можно было задобрить щедрым бизнес-предложением, а как подступиться к чудаковатому учёному, он не знал.