В клетке со зверьём
Шрифт:
в гору путь – втройне далёк…
Где ты?..
Где ты, где ты, где ты,
Где ты, друг надёжный мой?..
Песни не допеты
Под сияющей луной.
Мы вдвоём с тобою, повезёт, – так вчетвером –
Вновь по тихим улочкам пройдём.
Влезть бы мне для шика
В старый супермодный клёш.
Жаль – в моих пожитках
Это диво не найдёшь.
Каблуков подковки по остывшей
Был бы сверхпотрясным выход мой!..
Тёртая «Монтана»
Среди прочих тряпок есть.
Буду у фонтана
В пять, а лучше – ровно в шесть.
Опоздаешь?.. Ладно. Будешь поздно?.. Ну и пусть –
Я тебя, конечно же, дождусь.
Выпью кружку пива,
Пену горькую смахну.
Сплюну хмель красиво,
Папироску потяну.
Жизнь, как ты прекрасна! Наслажусь тобой сполна, –
Ты ведь у меня всего одна!..
…Столько лет промчалось
С незапамятных времён!..
Поминать досталось
с болью – множество имён.
Звёздочки на небе об ушедших говорят –
В честь моих товарищей горят!..
«Где ты, где ты, где ты,
Где ты, мой надёжный друг?..»
Глупо ждать ответа,
Голос гаснет на ветру.
Молодость умчалась. Хоть шикарный вечер мал, –
Я бродить по городу устал.
Глупая рыба
Какая-то мощная глыба
вновь давит заблудшую душу.
Я стал вдруг холодною рыбой,
бездумно стоящей под душем.
И кажутся струйки слезами.
Я плачу водою проточной…
Судьбина – кривая, косая –
ударит и утром, и ночью!..
Унынием боль не разрушишь –
останется тяжесть навечно.
Стою жалкой рыбой под душем –
безумной, бездарной, увечной.
Взгляд, в кафель направленный тупо.
И струйки, клюющие темя.
Не хочется быть рыбой глупой.
Но чтоб поумнеть, – нужно время!..
А силы – появятся снова, –
не радуйтесь, тёмные твари!..
Я буду к несчастью готовым, –
когда острогой вновь ударят.
Ловите серебряной сетью,
крючком золотым поддевайте.
Блесною – из стали, из меди –
поймать безуспешно старайтесь!..
Израненный, вырвусь на волю.
И вскоре – не падший, не жалкий –
нехоженым, в терниях, полем, –
счастливый, – пойду на рыбалку.
Глупая
Чёрт жесток. Кому из нас охота
под его рога подставить грудь?..
Дочек звали Гнидой и Страхотой, –
чтоб светлее был по жизни путь.
Почему?.. Придёт за ними Дьявол, –
содрогнувшись, скажет имена.
Заберёт – того, чьё имя Слава,
Рада, Счаста, Бога и Весна…
А мальчишек звали – Гадом, Пленом.
Нерадив и Пьян, и Пустозвон.
Может быть, теперь, сквозь поколенья –
всплыл со дна веков кошмар имён?..
Потому житьё у многих – падаль,
грусть и злость, и боль, и жуткий страх?..
Чтоб твой род погиб – да много надо ль?..
Назови детишек – Смерть и Прах!..
С давних пор в сердцах порок, наверно.
Предок древний, – сеял?.. Пожинай!..
Блуд, жестокость – всяческую скверну, –
нелюбовь, немир, неурожай!..
Ладно, хватит глупых шуток. Баста!..
У детей другие имена.
Хватит бить друг друга, хватит хвастать,
хватит ждать, когда придёт весна!..
Чтобы горечь жгла нас всех не часто, –
на весь мир закатим звонкий пир!.....
Пусть растут детишки – Рада, Счаста,
Погурман, Веселий… Владомир…
Гляну в небо
Гляну в небо, в серые проёмы,
цепким взглядом боль поворошу.
Грозный папа – с кожаным ремнём, и
в то же время он – забавный шут.
В оба глаза – снова – по соринке
и по капле горькой из души.
Врежь, отец, мне пряжкой, по старинке,
а потом, как в детстве, рассмеши.
Врежь за то, что встал на мостик шаткий –
без страховки, глупый во хмелю.
Бубенцы взволнуются на шапке:
«Мальчик милый мой, на боль – наплюй!..»