В книге
Шрифт:
– Слышу прекрасно, – ответил Тони. Никаких тебе гаджетов, блютуза, наушников, а качество звука напоминало винил: звук такой же объёмный, с обилием низких частот и потрескиванием.
– Шум внутренних тканей, сосуды, кости, – Эл засмеялась. – Ты нечто, Костя (ну, в смысле Тони). Ладно, до связи.
Пильняк отключилась и, махнув на прощанье, смешалась с толпой увлечённых обыденностью, зашуганных, странных, но, да – приспособившихся к новой реальности нью-йоркцев. Он не спешил. Прошёлся по городу, постоял у витрины магазина пластинок Ирины Сендлер в далёком прошлом, а ныне бутика модной одежды и, подумав о Ларри внезапно и, в общем, совершенно случайно «набрал его номер».
– Да,
– Ларри, привет.
– Привет, а кто вы?
– Антонио Гомес.
– Антонио Гомес? – Ларри явно не ждал. – Гомес из книги? Персонаж?
– Может, и автор, сам не знаю.
Он и, правда, не знал. Больше склоняясь к тому, что автор, Тони терялся, ведь в здравом рассудке автор не может быть персонажем. Иначе он болен и раздвоился. Шизофрения, короче, пугала, вот он и боялся когнитивной эмпатии, можно сказать, к себе самому.
– А я всё думал, какого хуя, – продолжил Ларри, – мы здесь забыли. Пильняк говорила о твоём гаджете, но как-то не верилось.
– Прости, так вышло.
– Мы загружены в матрицу?
– Думай, что хочешь.
– На самом деле здесь неплохо. Другая жизнь, работа, дом. Дом на Манхэттене, Ира довольна. Впрочем, ты знаешь, ведь сам придумал.
– Сендлер играет?
– Всегда мечтала. Их группа в топах, пишет стихи. У меня фирма.
– Как ты хотел.
– Может, увидимся?
– Давай.
Над Тони пролетело нечто, похожее на вертолёт.
– Давай, но позже.
– А ты где?
– У магазина пластинок. Правда, вокруг ни пластинок, ни Сендлер теперь не видно. Бутик одежды. Насколько я помню, однако, так и должно быть – сочиняя сценарий загробной жизни (счастливой жизни после смерти), Тони старался изменить привычный статус персонажей при переносе их в будущее. К тому же, сам гаджет, «Браслет исхода», кое-что изменил, и будет менять ещё (ошибка кода, вероятно).
– Зная твой код (твою способность выёбываться, программируя, в сущности, простые задачи), ничего удивительного, – Ларри, казалось, улыбнулся – Гомес услышал необычное бульканье в области сердца. – Я даже рад. Если подумать, с непредсказуемостью интересней. Куда интересней, нежели холить одно и то же, как в прежней жизни. Ты в курсе, Путин оказался (я тут узнал) покруче Гитлера? Нас уже не было, а его клон всё так же правил; в семидесятых уничтожил половину Европы.
– Так это был клон, – Тони словно пришибло. – Я кое-что слышал (война, всё такое), но что это клон… клон ублюдка не знал. Расскажешь при встрече – признаться, устал. Весь день на ногах. Только вернулся (спасибо Баффи) из РФ. Пиздец какой-то – халифат. Еле сбежали.
– Ладно, до встречи.
– Я еду в Монток. Там пробуду, во всяком случае, до лета. Жду в гости, Ларри, там красиво – дом у залива (залив Форт Понд), озеро, дюны, лодка, пляж. Приезжайте скорее.
Вертолёт (или что там ещё зависло у бутика на Пятой) покружил и минуту спустя улетел. Улетел, а Гомес подумал о ситуации Кафки: что происходит, в общем, ясно, кроме мотивов. Мы никогда не узнаем, к примеру, почему Замза превратился в жука, или за что приговорили к смерти героя «Процесса». В отличие от сюжетов бедолаги-туберкулёзника мотивы происходящего с Антонио казались вполне очевидными – жизнь после смерти. Ощущение же абсурда, однако, не покидало, хотя и следует признать, Гомес постепенно свыкался с ним.
Надо будет заехать в музей пилигримов, решил он позже, запрыгнув в поезд и глядя в окно, как мелькает штрих-код. Кейп-Код, как и Монток казался волшебным. Тони не раз представлял его мысленно, что-то писал о нём в своих заметках, выискивал ссылки на Мыс Трески; к примеру, у Бродского, Воннегута, Гениса. Там же Макс Фриш, но у Фриша чуть тоньше; скорей мимолётно, поток сознания, и как аллюзия на причуды влюблённости: восточное побережье, дюны, тоска, потеря, радость, преодоление. Преодоление себя, включая возраст, память, прошлое (имеется в виду повесть швейцарского писателя Макса Фриша «Монток», 1975).
Монток встретил его дождём. Ветер трепал Тони, как баннер (растяжку на проспекте Мира). И всё же было так красиво если не чувствовать, то допускать себя заблудшим пилигримом. «Вот я и в книге с микрочипом в больной, пустяшной голове», – подумал Гомес уже дома, согревшись виски, поставив Гайдна в ноутбуке и закурив.
Только теперь, чуть расслабившись, Тони внезапно ощутил боль в голове. Не пронзительную, нет, вполне терпимую боль, но словно вытягивающую из мозга клетку за клеткой, и сконцентрированную слева за ухом, куда ему вставили микрочип. Инородное тело, казалось, вторгаясь в пределы чужих территорий, искало себе простых оправданий и легко находило их. Тут кто кого. Но как бы то ни было, процент отторжения встроенных чипов, если верить статистике, считался ничтожным. Местные власти, образно говоря, начинали сотрудничать, партизанские войны длились недолго. Тому, вероятно, подошли бы скорей объяснения биологического характера, в том числе, и касательно захвата реальных территорий войсками Путина: в Украине и Грузии, во всяком случае, сопротивление очень скоро сошло на нет, а оскорбленное население подвергнутых атаке стран предпочло смириться. К вечеру выпал снег.
«Выпал снег, – зафиксировал Тони в своём микрочипе (в общедоступной сети будущего). – Дождь и снег – генераторы воспоминаний. Ещё запах и музыка. Музыка, текст, похожие лица, одежда, голос. Их сочетание, фрагменты фильма, номер троллейбуса, прикосновение. Форма письма, пересадка в метро, дурацкий баннер о выборах Путина. Баннер о скидках, название банка, имя писателя… Выпал снег. Ночью было красиво, но теперь уже поздно. Генератором связи с минувшей ночью отныне будет этот пост, перечеркнувший всё на свете».
Так и вышло: Тони вновь очутился в Конди, а его пост, зафиксированный в Монтоке две тысячи сотого, как раз и явился генератором связи с его галлюцинациями. Наконец-то он вспомнил, чем занимался его двойник пока «Тони с приветом» валялся в отключке.
Лучше кино, театра, трипа, подумал Тони. Быть в своей книге гораздо лучше. Вообще-то не в книге; если точнее, в её продолжении. Он бессознательно, по сути, пишет роман. Не задаваясь конкретной целью. Даже не скажешь, что для себя. Случайный процесс. Так пишут роботы; могли бы писать в недалёком, наверное, будущем. Что ж, робот так робот. Не всё ли равно, откуда берутся слова и сюжеты. Зато как приятно снова писать.
Он сел за компьютер, в Ворде набрал «In the Book», название первой части («Другая жизнь») и до полуночи уже составил раздел «Recap». Обычный текст. На деле – краткое содержание предыдущей книги. Минимум данных, немного вымысла (без рекапа не обойтись), а ближе к утру набросал события романа вплоть до текущих, разбил на главы и распечатал.
Хоть и не выспался, на следующий день Тони чувствовал себя прекрасно: голова не болела, никаких раздвоений, работал спокойно, ни мусор, ни виза (рабочую визу продлили на месяц; всего на месяц, и хуй бы с ним) не раздражали. Он ждал лишь вечера, когда смог бы продолжить набранный текст; закончить главу, где наконец-то достигнет покоя, преодолев своё беспамятство, «шизофрению» и похерив диагноз Андреа Марии Эса ди Кейрош. Пусть Тони и болен, но не глотать же бесконечно её таблетки. Возможно, справится как-то и сам. Во всяком случае, быть в книге куда приятней. Сеть, к сожалению, не отстраняет, доктор не лечит.