В лапах страха
Шрифт:
– Надеюсь, вы в курсе, что все эти крысы-переростки, – Алла Борисовна содрогнулась от произнесённых слов, – почём зря жрут своих хозяев? Вы, вообще, новости по телевизору смотрите? Эти твари носы людям откусывают и руки-ноги отгрызают! – Старушенция принялась обмахиваться растрепавшимися от резкой жестикуляции листами газеты. – А потом ложатся, как ни в чём не бывало, у порога, и никого внутрь не пускают, чтобы помочь не смогли. Вот такая бестия у вас на поводке сидит.
Глеб на секунду опешил ото всего услышанного; тут же открыл было рот, в попытке что-либо возразить, однако Умка его опередил и издал злобный рык, адресованный Алле Борисовне, – достала, кочерга старая,
– Вот-вот, – злорадно кивнула консьержка, будучи уверенной, что пёс на неё не кинется. – А я что говорю?.. Налицо буйная агрессия – это самый настоящий монстр и человекоубийца!
– Алла Борисовна, ну что вы такое говорите?.. Это обычная собака. Вернее не обычная. Знаете, какая у него родословная?..
– Не знаю и знать не хочу! Чтобы я вот это – в первый и в последний раз видела!
– Но...
– И никаких «но»! – Алла Борисовна отложила в сторону газету и, наморщив лоб, уставилась в глаза бультерьеру. – У, ирод, место тебе на живодёрне, а не среди добропорядочных людей!
Умка оскалился, снова натянул поводок.
– Послушайте, он же ничего вам не сделал, – Глеб уже начал терять терпение, однако по-прежнему сдерживал себя, – скандала из-за собаки только не хватало. – Это просто обычный пёс!
– Ага, обычный, как же... Знаем мы этих обычных! – Консьержка облокотилась об усеянный крошками стол, уставилась на сопящего пса, как Моська на слона. – Обычные Шарики да Бобики, вон, по помойкам да подворотням бегают, чего бы слопать ищут, чтобы с голодухи не загнуться. А твой... Не знаю даже, как и назвать!.. Вообще, чуть ли не набросился на меня, как только учуял! Посмотри, зубища какие скалит! Не будь намордника – так и сожрал бы заживо! У, бесовское отродье! Прости, Господи.
– Так вы его сами провоцируете... – Глеб прикусил язык, понимая, что сболтнул лишнего, и стал медленно пятиться к лифту, пытаясь утянуть за собой возбуждённого склокой пса.
– Ах, это я оказывается виноватая! – воспряла духом Алла Борисовна, которая, такое ощущение, всё это время только и ждала, когда же ей начнут дерзить по-настоящему. – Виноватая, что сижу тут днями и ночами, за порядком слежу... Чтобы вот такие, как ты, неблагодарные, не пойми кого, в дом не тащили! Нет бы, спасибо сказать – так я, оказывается, ещё и провоцирую кого-то! Да он рождён, этот твой монстр, чтобы людей калечить! Его и провоцировать не надо – спиной повернись... и готово! Только и ждёт этого! У, кровопийца генномодифицированная!
Глеб с трудом втащил сопротивляющегося пса в лифт и выдохнул лишь только после того, как створки дверей отгородили его от взбешённого монстра в человеческом обличии, переставшего воспринимать нормальную людскую речь.
Умка сочувственно вздохнул – ему бабка с самого начала не понравилась. От неё пахло могилой.
3.
– Чёртова дура! Совсем из ума выжила, – Глеб сокрушённо покачал головой, присел на корточки. – Ты на неё внимания не обращай – ей лишь бы только с кем «помахаться». Причём неважно, по какому поводу. Рано или поздно это всё равно бы случилось. Так что, с боевым крещением тебя, дружище.
Умка ничего не ответил, потому что продолжал оставаться собакой. Он лишь напряжённо всматривался в наступающие со всех сторон стены и изредка поглядывал на «гудящий» потолок. Походило на то, будто блестящие грани сговорились между собой, взяли в союзники скользкий пол и теперь пытались повалить с ног, чтобы затем непременно сожрать!
Что-то явно происходило – только, вот, что именно?
Умка чувствовал, что они движутся, но только куда и каким образом – оставалось
Глеб потёр заросший подбородок, заглянул в слезящиеся глаза собаки.
– Да не переживай ты так. Наладится всё. Вот только время пройдёт...
Умка понимающе кивнул. Бог с ней с этой бабулькой – сживёмся!
– Тут даже не в тебе дело, – в полголоса размышлял Глеб, прислонивший спиной к стенке лифта. – Она меня ещё при первой встрече невзлюбила. Знаешь, есть такие типы людей, которые просто не могут находиться друг рядом с другом. Как кошка с собакой, например, – ну же, ты должен это понимать! Хотя у нас, у людей, взаимоотношения складываются немного иначе... Мы ведь, вроде как, одного вида.
Умка тряхнул головой. Стены, пол, потолок – всё давило! Пёс перевёл взор на нового хозяина и жалобно заскулил, интересуясь, как долго им ещё нужно находиться в этом странном, раскачивающемся и непонятно куда двигающемся месте. Зачем они вообще сюда полезли?.. Неужели лишь для того, чтобы скрыться от человека по имени Алла Борисовна?
– Совсем я тебя запутал, да? – Глеб улыбнулся. – Просто она как-то совсем уж сдружилась с моей женой. Причём настолько стремительно, что даже я сам не понял, как это произошло. Тут ведь и в возрасте разница, и в складе характера, да и в семейной обстановке – не думаю, чтобы у Аллы Борисовны были дети... да даже просто связи с противоположным полом. Ну, ты понял, о чём я... Да и бог с ним со всем, – Глеб непроизвольно махнул рукой. – Плохо, что она в курсе наших домашних склок, а отсюда произрастает и всё остальное, свидетелем чего ты только что стал. Такое ощущение, что я непроизвольно заимел ещё одну тёщу. А та – ненавистного зятя, которого, по идее, и быть не должно. Странно как порой судьба складывается... Хм...
Умка гавкнул, чтобы поддержать беседу – он всё понимает.
– Надо будет всё же поставить её на место, – продолжал Глеб. – Только вот боюсь, Маринка меня совсем не поймёт. Она предпочитает ладить с людьми. Вернее просто мирно сосуществовать. И пользоваться этим. Своего рода, симбиоз или даже паразитизм. Чего киваешь? Неужели понял, как наше человеческое сообщество устроено?
Пёс заскулил, беспокойно огляделся по сторонам.
– Хотя чего тут понимать... – Глеб поднялся, размял затёкшую шею. – Все мы – звери. Особенно если поглубже капнуть. В голове – непроглядный мрак, своеобразная среда обитания. Повадки – явно хищные. Свирепые, не допускающие ни жалости, ни сострадания, ни взаимовыручки. А вот вместо сердца – загнанный заяц. Того и гляди испустит дух – задайся только целью обретения смысла. Разум и вовсе на ленивца похож – такой же медлительный и неповоротливый. Любые задачи, кроме попытки выжить любой ценой, ему во вред. О душе вообще молчу... Так что на деле, не пойми что выходит. «Гомо зверюнус» какой-то. Хм... – Глеб подмигнул ворчащему Умке. – Тебе, вон, хорошо – ты пёс и этим всё сказано. Даже документы все при тебе: ошейник, лапы, хвост. А что другие по этому поводу говорят или думают – не бери в голову. Усёк?
Умка по-человечьи хмыкнул, будто терзаемый сомнениями. Повёл головой, изнывая от нетерпения.
– Чего, не согласен? – усмехнулся Глеб и нетерпеливо постучал ногой по двери – лифт замер пару секунд назад, однако выпускать пассажиров не спешил. – Ну же, железяка, крути свои шестерни!
Умка недовольно рыкнул, и двери тут же покорно открылись.
В глаза ударил резкий свет от мерцающих под потолком трубок. Пёс фыркнул.
– Ты чего? – не понял Глеб, направляясь к дверям квартиры.