В лапах страха
Шрифт:
«Точно не тридцать. Врёшь! Больше. Много больше! Просто не старишься, как... ведьма?..»
Глеб вздрогнул: чьи это мысли?
– Ты не понимаешь...
– Ага, дело оказывается всё же во мне. А я-то, дура, никак не соображу!
– Хватит орать! – воскликнула Светка и тут же сжалась в комок, боязливо посматривая на осёкшуюся Марину.
– Ты чего на маму кричишь? – подал голос Юрка.
– Значит так... – холодно произнесла Марина и скривила подбородок – хрясть!!! – а это не значило ничего хорошего.
Глеб глубоко вдохнул, облокотился о стол. Странно, но он как бы увидел
Глеб сглотнул: ну и жуть, неужели таким его видят все домочадцы?
– Значит так, – сказала Марина, силясь совладать с детонированными эмоциями. – Марш в ванную – и чтобы через пять минут была, как нормальный человек! А то развела на лице не пойми что, как... – Её голос сорвался.
– Шлюха? – усмехнулась Светка.
Марина дёрнулась, но сумела усидеть; в данный момент она спешно раскапывала в душе могилу, чтобы навсегда закопать в ней такое понятие, как «дочь».
– Ты... Ты... Повтори, что ты только что сказала... – Маринины веки дрожали, а пальцы мяли друг друга, порождая старческий суставный хруст.
– Как шлюха, – без эмоций повторила Светка, гипнотизируя клочок скатерти перед собой. – Ты ведь это хотела сказать?
– Света, прекрати, – холодно произнёс Глеб.
...Грань вписанных друг в друга квадратиков приветливо подхватила взгляд девочки и понесла его по своей поверхности, как по крутой горке, лавируя на бесчисленных поворотах, отчего захватывало дух; а где-то в стороне, в это время, медленно приоткрывалась потайная дверка, ведущая в соседний сказочный мир. Вот вам и избушка на курьих ножках, вот и Кощей бессмертный над златом чахнет, вон, вдалеке, краснеется кисельный берег, а в молоке всплывает что-то корявое и неповоротливое, отсюда, из-за стола, больше похожее на трухлявый пенёк... Стоп, так это же водяной, ну кто же ещё!
Однако в реальности НИЧЕГО НЕОБЫЧНОГО НЕ ПРОИСХОДИЛО, и это уже давило на всех. Светке захотелось превратиться в муху и улететь прочь из дома, прочь из города, прочь с планеты Земля, прочь из этого долбанутого мира – туда, где на неё никто не будет смотреть ВОТ ТАК! Хищно и злобно, рассчитывая силу удара, дабы потом не осталось синяка. Хотя даже если и останется – она непременно что-нибудь придумает. Ведь мать не может бить ребёнка. По крайней мере – так не должно быть.
Марина поднялась.
– Сейчас ты у меня получишь!..
– Ага, надорвёшься, – сухо ответила Светка... и получила предательскую затрещину от Глеба.
В ушах зазвенело, а глаза полезли из орбит. Захотелось плакать. Дрожащий комок уже начал свой путь из живота наружу. Он перетрясал содержимое желудка, неприятно чертил скользкими жгутиками по горлу, решительно нажимая холодной ложноножкой на маленький язычок, словно говоря: «Тук-тук, а вот и я», – преднамеренно затягивая своё неминучее появление.
Светка всхлипнула, но тут же проглотила разрозненные чувства и лишь злобно посмотрела на Глеба – уж от кого, а от него она подобного не ожидала! А от этого на душе становилось только ещё тяжелее.
Глеб не без труда выдержал взгляд дочери. Раньше он к ней никогда не прикасался – только Маринка. А теперь, вот, сорвался и... ему это понравилось. Понравилось ПРИКАСАТЬСЯ к дочери!
– Пойди прочь, – монотонно произнёс он, словно просил Светку принести ему газету.
– Папа! – пропищал Юрка и шмыгнул носом.
Марина молчала. Она лишь прикрыла рукой подбородок и нерешительно поглядывала то на смущённого мужа, то на покрасневшую дочь – ей всё было ясно. Абсолютно всё.
– Уроды! – прохрипела девочка и сорвалась с места, не желая, чтобы эти равнодушные существа увидели её слёз.
На бегу, она наступила ногой на газету скучающего пса, но тот не обиделся – лишь приветливо помахал хвостом.
6.
Юрка досмотрел очередную серию «Барбоскиных» и потерял к телевизору всяческий интерес. А чего-то другого попросту не оставалось: канал «Россия» зарядил традиционное мощное «мыло», от которого с мамой обычно случались самые настоящие истерики, а с самим Юркой – невообразимые душевные переживания.
...Отчётливая картинка: мама сидит на диване, поджав ноги, плачет, утирая покрасневшие глаза влажной салфеткой, а на все Юркины расспросы, относительно происходящего с ней, только отмахивается, произнося дежурное: «Ресничка в глаз попала. Сейчас всё пройдёт, играй дальше...» Хочется спросить что-то ещё, но Юрка, совсем как взрослый, преодолевает нестерпимое желание и прячет взор, потому что ТАКАЯ мама ему совсем не нравится. Он продолжает заниматься своими делами, стараясь не слушать тренькающего в голове Сверчка, который просто уверен, что с мамой ЧТО-ТО НЕ ТАК. Затем появляется папа, и родители начинают громко кричать друг на друга, не обращая на них со Сверчком никакого внимания. Кричать просто так. Потому что так надо.
С мамой и впрямь всё нормально – она в два счёта уделывает папу. Сверчок оказался не прав(?).
Юрка не знал, кто такой Сверчок. Однажды мама прочитала ему сказку про Буратино. В ней-то как раз и обитало это дружелюбное насекомое. В коморке у Папы Карло, за холстом, на котором был нарисован очаг.
Ночью Сверчок выпрыгнул из растрёпанной книжки и решил навсегда поселиться в Юркиной голове – ему тут сразу же очень понравилось. Юрка спорить не стал. Новый друг оказался очень умным, постоянно придумывал занимательные игры, много всего рассказывал – мог даже выслушать и пожалеть, особенно, когда больно ударишься или просто разревёшься, не стерпев упрёков сестры.
Мама не любила всякую живность, а насекомых – в особенности. Один лишь их внешний вид – все эти усики, ножки, крохотные волоски, мягкие крылышки, скользкая пыльца, оставляющая после себя жирные пальцы, круглые, точно бусины глаза, – заставлял её брезгливо трястись и неразборчиво размахивать руками, отчего она и сама становилась похожа на запутавшуюся в паутине муху или на потерявшую пространственную ориентировку стрекозу. Поэтому Юрка решил не беспокоить маму лишний раз и ничего про Сверчка не рассказал. А мама попросту не заметила – так и зажили.