В мир А Платонова - через его язык (Предположения, факты, истолкования, догадки)
Шрифт:
Во-вторых, удивляет необычностью сочетание уединялся в тесноте печали оно опирается, по-видимому, на такое, принятое в обычной речи выражение, как одиночество в толпе - тоже соединяющее несоединимое. Посмотрим на словарные значения:
уединяться - 'удаляться, обособляться от окружающих, избегать общения с ними'// уединяться куда-либо [БАС].
Естественнее употребить на месте платоновского выражения следующее:
б1) уединился .
Ситуация 'уединение' должна включать в себя следующий компонент
х) 'когда вокруг имеется никем не занятое, свободное от других пространство, предоставленное только самому субъекту'.
Но идея 'тесноты' отрицает наличие незаполненного пространства, ведь теснота - 'недостаток свободного места, отсутствие простора' [БАС].
С
б2) печаль (горе, забота) стеснила (грудь, душу...),
Этому помогает такой оттенок значения, как: тесный - 'трудный, тяжелый (о положении, обстоятельствах)' [БАС]. Таким образом, все выражение можно осмыслить как:
б) своей печалью.
Это значение по форме явно противоречит выделенному ранее компоненту смысла ситуации 'уединение' (х).
– В результате если делал свое гуляние звучит как-то смехотворно или даже издевательски, то уединялся в тесноте своей печали получает оттенок возвышенного стиля, чему способствует необычность соединения метафоры теснота печали с оксюмороном уединился в тесноте.
Исследователь платоновского "Котлована" Т.Сейфрид считает стиль Платонова - причудливой амальгамой, широким спектром жанров письменной и устной русской речи в диапазоне, включающем и ненормативные рабоче-крестьянские диалекты, и книжный и несколько архаический стиль, и высокопарную марксистско-ленинскую риторику, и библеизмы.[59] Он справедливо фиксирует у Платонова такой характерный прием, как пародирование чужой языковой стихии - официальной речи[60]. Это рассматривается им на примере широко известного марксистского постулата Бытие определяет сознание). Вот сама отсылающая к ней фраза Платонова:
Козлов постепенно холодел, а камень нагревался (К).
Сейфрид пишет по этому поводу: Платонов моделирует мир, в котором стерты грани между абстрактным и конкретным, между частным и общим.[61]
Действительно, Платонов все время конкретизует, как бы демонстрируя нам на пальцах, "овнешвляя" и разжевывая для своего пролетарского, малообразованного читателя ту мудреную идеологическую конструкцию, которую писателям, в качестве "инженеров человеческих душ", поручено "доносить до массы". При этом Платонов, может быть, еще и пародирует саму логику сталинского мифологического мышления, которое строится на постоянном смешении буквального и фигурального значений - когда метафора должна воспринимается как реальное правило жизни. Так же, например, обыгрывается им буквальный смысл навязшей в зубах метафоры (накал или огонь классовой борьбы):
Мы больше не чувствуем жара от костра классовой борьбы (К).[62]
Этим, можно считать, Сейфрид и отвечает на обвинение, выдвинутое Бродским, по поводу того, что платоновский язык чрезмерно копирует, вживляет в себя, и в результате сам заражается - "мертвящим языком тоталитаризма". Платонов действительно уж слишком заставляет нас погрузиться в языковую стихию современной ему советской реальности (если не сказать, что просто захлебывается, утопает в ней) - со всем неизбежным обессмысливанием языка внутри этой последней. Тем не менее в подобном обмороке сознания или даже раковой опухоли - языка (это выражения Бродского), на мой взгляд, Платонов все же находит то живое место, или ту точку отталкивания - от самой действительности, в которой еще как-то возможно существовать. Ровно так же, впрочем, он отторгает и иные воздействия на себя, а именно - удивительно родственную и созвучную "советской" - стихию канцелярского языка (продолжая в этом традиции Салтыкова-Щедрина, Лескова и частично совпадая с Ильфом и Петровым), но еще, как ни странно, отторгает и третью - стихию исходно возвышенных библейских выражений и церковнославянизмов (об этом ниже).
В подтверждение мыслей, высказанных в статье Сейфрида, можно привести и следующий пример, в котором также обыгрывается буквальное и переносное значения всем известной цитаты:
Вермо опечалился. Дерущиеся диалектические сущности его сознания лежали от утомления на дне его ума (ЮМ).
Во-первых, тут Платонов оживляет избитую метафору (понимая ее уже как метонимию). За основу берется расхожее положение:
а) "Диалектика есть борьба противоположностей".
Во-вторых, используется такое представление наивного языкового сознания (наивной мифологии), как:
б) .
Ср. выражения, использующие эти образные представления: мысль унеслась, глубокий ум, глубокая мысль, углубиться, уйти мыслями куда-то (во что-то), мысль утонула (в чьей-то речи), глубоко копнуть (в смысле 'проникнуть в самую суть явления'). В последнем случае вместо образа водоема возникает другой образ, так сказать, уже не "гидравлический", а "археологический" сравнивающий мышление с рытьем земли и выкапыванием из нее чего-то ценного, например, клада.
Платонов упрощает абстрактное и непонятное, делая его более понятным для своего читателя-простеца: выражение диалектические сущности (с их свойством 'взаимной непрекращающейся борьбы') - сводится им к более зримому образу: борьба представлена как драка, а противоположности - как подравшиеся между собой деревенские парни.
Таким образом, одна метафора, как слишком сложная, непонятная в официальной обработке, переиначена в другую, более простую и как бы снижающую первоначальный "полет" (по-видимому, еще гегелевской) мысли. Кроме того здесь же использована еще одна типовая жизненная ситуация - когда
аа) .
Это уже метонимия, т.е. перенос по смежности, или намеренное раз-ыгрывание дальше - исходно метафорической ситуации. Но и это еще не конец, потому что, как носителям языка известно,
бб) .
Здесь можно вспомнить выражения дойти/ проникнуть до (cамого) дна, т.е. 'исследовать явление во всей его сложности', или быть (для кого-то) совершенно прозрачным.
Приходит на ум еще и следующее соображение:
в) ?-.
И еще:
г) ?-.
Так, значит, герой Платонова опечален оттого, что
д) ??-.
Еще один пример подобного же снижения, профанации выражений "высокого" официального языка:
Спустившись с автомобиля, Козлов с видом ума прошел на поприще строительства и стал на краю его, чтобы иметь общий взгляд на весь темп труда (К).
Какие выражения здесь обыгрываются? Нормально звучали бы:
а) / с видом ума; ?- на этом поприще;
б) стал на краю чтобы взглядом / иметь / общее темпами ;
бб) чтобы ?- общий взгляд на .
Платонов, по-моему, издевается над своим героем Козловым (бывшим пролетарием, рывшим когда-то вместе с другими котлован), который очевидно теперь и сам принужден пользоваться данными сочетаниями-монстрами, состоя на своей "ответственной" работе - администратора строительства. Для него - как для всех выдвиженцев того времени нормально употреблять выражения вроде "проходить на поприще", "иметь (или хранить) вид ума", "приобрести общий взгляд", "(поддерживать) темп труда" и т.д. и т.п. То, что делает с его языком Платонов, вкладывая туда же выражение еще и своего - т.е. уже иного уровня - смысла, можно было бы, вероятно, назвать ерничанием - или даже стебом, если бы Платонов жил в наше время. Платоновский текст как правило и следует воспринимать сразу в нескольких плоскостях: с одной стороны, в плоскости "манипулирования языковым сознанием" обывателя - ведь именно так говорят его примитивные, "животно-примитивные" герои вроде Козлова и Сафронова, но с другой стороны, еще и в плоскости "дистанцирования от моделей, навязываемых массовой коммуникацией"[63]. Однако само "переключение" - с одной из этих плоскостей на другую у Платонова почти всегда скрыто, его как бы и нет: оба уровня присутствуют, но где какой из них, и на каком из них мы в данный момент находимся в повествовании, определить практически никогда невозможно. Авторская "точка зрения" не только "плавающая", как бывает часто в художественных произведениях ХХ века (с элиминированием в тексте однозначных указаний на то, кто это говорит или от чьего имени ведется в данный момент повествование), но и "размытая", когда явления описываются в один и тот же момент - под разными углами зрения.